Я молча кивнул. Аня одела куртку. Застегнула.
Это казалось удивительным, но я больше ее не хотел.
***
– Еще раз повторяю: об ЭТОМ никто не должен знать, – она посмотрела на меня серьезными глазами. – Откройте!
– Конечно… – я поднялся с кресла, подошел к двери, отщелкнул замок. – Буду молчать. Обещаю. По-другому и быть не может. Честь женщины…
– Вы – негодяй! Я никогда не могла о вас ТАКОГО подумать.
– Во-первых – я по-любви. Вы мне очень-очень нравитесь… нравились. А, во-вторых – почему вы сразу меня не оттолкнули? Я бы НИ ЗА ЧТО!
– Не знаю. Я не хотела вас обидеть. Я же не думала, что до ЭТОГО дойдет… И… – она запнулась, – я не хочу, чтобы в новом коллективе знали о наших, гм… отношениях. Мы просто коллеги. Вернее – вы мой непосредственный начальник. Так же?
Я кивнул.
– Начальником и оставайтесь. Вы понимаете?
– От меня, во всяком случае, никто-ничего-никогда не узнает.
Глава шестая
Ретроспектива: 2008 год, Киев
(продолжение)
***
Анна ушла. Я чувствовал себя сволочью.
После того позорного свидания, опасаясь встретиться с нею в общем коридоре «гостинки», я боялся лишний раз выйти из квартиры. Тем более с опаскою ждал появление Ани в школе, где буду ее начальником.
Однако мои страхи оказались напрасны. Дома она здоровалась со мною холодно; как всегда – не смотрела в глаза и уходила от разговора. Так же и на работе.
***
Анна Васильевна пришла в школу через неделю – пятнадцатого октября. Представленная директором на педсовете, она сразу же кинулась в работу, взвалив на себя классное руководство, и внеклассное, и кружок кройки и шитья для старшеклассниц, и литературную студию.
Ею не могли нарадоваться, а директор даже поблагодарил меня, что я смог отыскать для школы такое сокровище.
Со мною же на работе Анна Васильевна поводилась корректно и холодно, как со строгим нелюбимым начальником.
Она никогда не заходила ко мне в кабинет сама, отмалчивалась при общем разговоре, а когда я задавал ей вопрос – вежливо и четко отвечала. Но ни слова на посторонние темы.
Я тоже, памятуя обещание, никак не проявлял своих чувств. Даже, возможно, был излишне придирчив и строг с Анной Васильевной, чем вызывал легкое недоумение коллег, привыкших к моей деликатности.
В глазах окружения мы были совершенно чужими людьми без намека на общее прошлое.
Я так хорошо играл по отношению к ней равнодушного брюзгу-начальника, что мне самому в это верилось.
***
Порою мне казалось, что это совсем не она находилась в моем кабинете; что не она стояла коленями в кресле со спущенными до колен колготами и задранной юбкой; не она сверкала голыми ягодицами и запачканными трусами; что не ее трогал… Порою мне казалось, что тот случай – очередная предсонная фантазия или сон, а наяву между нами ничего ТАКОГО произойти НЕ МОГЛО!
А если произошло, то Анна могла бы стать достойной подружкой Бонда, продолжательницей дела Мата Хари. Она умело провела четко выверенную комбинацию, малой ценой добилась необходимого результата и победила.
***
Однако этот ее расчет, эта безупречная вежливость и такт по отношению ко мне, не только бесили. Они возбуждали.
Закрывшись вечерами в кабинете, я опять принялся обдумывать хитроумные планы овладения Снежной Королевой.
Но, как всегда, жизнь внесла свои коррективы.
Обстоятельства сложились так, что вскоре мне пришлось поменять работу. И я, даже, был рад этому: из глаз долой – из сердца вон!
Я напрасно радовался. Аня еще долго щемила во мне гештальт-привязкой, которая мучила своей незавершенностью, забирала силы и мысли.
Впрочем, с появлением Настеньки на новой работе, а потом, и Незнакомки-Веры на троллейбусной остановке, Анин образ почти не болел.
Я уже думал, что пути наши разошлись навсегда, и мы больше не встретимся – ни во сне, ни наяву.
Глава седьмая
8 января 2014 года, среда
***
Еще раз присмотрелся: женщина, кормящая мента из судков, несомненно, была той самой Аней.
Словно горячей волной окатило несуществующее сердце: нахлынули прошлые образы, задушенные желания, затаенная обида… Я дико захотел ЭТУ грустную женщину!
И теперь, когда мне многое было подвластно, овладение Аней стало делом времени.
Я растворил астральное тело до абсолютной прозрачности, спустился вниз и завис над парочкой.
***
Они, конечно же, меня не видели. Они говорили о своем, домашнем: о новой курточке для дочери-первоклассницы, об отсутствии денег и прохудившихся Аниных зимних сапожках. Аня просила мужа быть осторожным, потому что, не дай Бог, с ним что-то случится – что тогда будет с нею и с дочерью?.. Муж соглашался и кивал головой, но так невнятно, будто сам был неуверен в своих обещаниях.
Эта неуверенность передавалась Ане: в ее глазах стояли слезы, которые она еле сдерживала.
Я сместил частоту колебаний эфирного поля вокруг тела Аниного мужа, рассмотрел его ауру. Как и ожидал, над самой его головой, в Сахасраре, пульсировали три темные точки – признак скорой насильственной смерти.
Он ее интуитивно чувствовал, потому и молчал. Он прощался.
«Его должны убить? Если он останется здесь, то умрет…».
Я еще раз посмотрел на Аню: вспомнил ее голые прыщавые ягодицы, ее простенькие трусы, ее колготки не по размеру, с обвисшей ластовицей…
Перевел взгляд на Аниного мужа.
«Я хочу, чтобы этот мужчина на протяжении часа заболел острым респираторным заболеванием. Чтобы его эвакуировали в госпиталь, где бы лечили двадцать один день. Такова моя воля. Пусть будет так!».
Милиционер недоуменно вскинул голову, посмотрел в мою сторону. Видеть он меня не мог, но, возможно, почувствовал взгляд.
Пластмассовый судок с недоеденной кашей скользнул по пластиковой крышке стола, упал на землю. Каша вывалилась на затоптанный снег.
– Ты мой растяпа, – сказала Аня, с нежностью глядя на мужа, который наклонился за упавшей посудой.
«Знак!» – понял я.
***
«Ты что творишь!? – раздалось во мне знакомое ворчание. – Почему лезешь в заранее разработанный план? У них, у каждого, маленькие дочки и несчастные жены в дешевых трусах и дырявых сапожках. Из-за этого спасать от смерти? Так никакую революцию не сделаешь!».
«Это мое ЖЕЛАНИЕ. Я волен загадывать ЛЮБЫЕ желания?».
«Как знаешь…» – недовольно хмыкнул Велиал и исчез.
Мне тоже оставаться здесь не было смысла. Я взмыл вверх, на прощанье охватил взглядом две суетливые фигурки, отключил внешнее восприятие и представил себя дома.
Глава восьмая
Ночь с 9 на 10 января 2014 года
***
Было за полночь, когда зазвонил мобильный.
Взял трубку: Ирка.
– Ты сам? – Голос был хриплый, напуганный.
– Да. А тебе какое дело? Я – дебил. На «майданы» не хожу. Или забыла?
«Ты для меня умерла…».
– Обижаешься?
– Нет, – соврал я.
– Можно к тебе?
– Прямо сейчас?
– Мне очень нужно.
– Что случилось?
– Потом! – огрызнулась Ирка. – Говори адрес!
Я продиктовал.
– Не спи. Через час буду.
Отключилась.
«Хорошо, что нет Веры, и ничего не придется ей объяснять».
***
Спать мигом перехотелось.
«У Ирки, явно, что-то произошло. Серьезное. Не звонила бы среди ночи… Так ей и надо, идиотке! Майдан головного мозга!» – злорадно думал я, но под сердцем укололо тревогой.
«Жалко ее, дуру. Не чужая же…».
Нагрел чаю. Сел в кресло.
Раскрыл на закладке «Град обреченных» Стругацких, который взялся перечитать в связи с событиями последних месяцев.
Медитируя над строчками, поражался необыкновенной схожести, с которой описывалось наше светлое настоящее, и не менее светлое будущее.
«Киев превратился в этот самый Град, населенный пациентами Фрейда и Франкенштейна.
Теперь эти милые НЕ-ЛЮДИ с маниакальным упорством, реализуют чудовищный эксперимент. И сам я – часть эксперимента…».
***
Затарахтел дверной звонок.
Глянул на часы: половина второго ночи.
Отомкнул двери. На пороге стояла Ирка: бледная, несчастная.
– Что случилось?
– Можно к тебе?
– Я же говорил, что можно, – хмуро процедил я. Горло сдавила недавняя обида и злость.