Мальчику было скучно, он зевал, ерзал на стуле, нетерпеливо чесал затылок, потом попытался поправить сапог, жавший ему ногу. Посидев смирно с минуту, он закрыл книгу и, беспокойно завертевшись на стуле, задвигал руками и ногами, вытягивая вперед то руки, то ноги. Все тело мальчика было переполнено энергией и требовало движения.
Декстер поставил тяжелую книгу ребром на голову и попытался удержать ее в этом положении. Это было нелегко: книга то и дело открывалась. После нескольких попыток мальчику все же удалось добиться желаемого результата. Довольный, он снова взглянул на приемного отца и засмеялся, глядя на его профиль: полностью захваченный своим занятием, доктор вытягивал вперед толстую нижнюю губу, и Декстеру казалось, что он хочет достать ею кончик своего носа.
Что бы еще сделать? Разве что попробовать поставить книгу на голову другой стороной?
Декстер взял книгу в руки и задумался: корешок круглый, поэтому дело будет хотя труднее, но занимательнее. Интересно, останется ли книга закрытой?
Мальчик поставил книгу корешком на голову, вытянул шею и замер на стуле, придерживая руками края переплета. Теперь оставалось только опустить руки. Декстер стал осторожно отнимать палец за пальцем. Через минуту он уже придерживал тяжелую книгу лишь двумя указательными пальцами, а потом и вовсе опустил руки на колени.
Несколько мгновений тяжелый том оставался в равновесии, но затем сразу раскрылся и – хлоп! хлоп! трах! – с грохотом упал на ковер.
Декстер наклонился, чтобы поднять книгу, и увидел, что доктор смотрит на него. Мальчик испугался, вспомнив, как год тому назад мистер Сибери высек его палкой, когда он уронил на пол большую Библию. Но приемный отец, занятый своими мыслями, только пробормотал:
– Будь осторожнее, мой мальчик. Так можно испортить переплет. Возьми книгу поменьше.
Декстер вздохнул с облегчением, поспешно поставил большую книгу на полку и, взяв другую, поменьше, вернулся на свое место.
Сапоги очень жали ему ноги, и он хотел было снять их, но жаль было расстаться с новой красивой обувью. Мальчик немного полюбовался сапогами, но потом не выдержал и снял их.
Он огляделся по сторонам в поисках новых развлечений, несколько раз зевнул и, опустившись на пол, стал бесшумно бегать на четвереньках по ковру и вокруг стола с ловкостью настоящей обезьяны. Подняв голову, он обнаружил, что доктор с удивлением смотрит на него.
– Что ты делаешь? – спросил он строго. – Потерял что-то?
Декстер мог бы ответить: «Да, пуговицу… шарик…», но он промолчал и медленно поднялся на ноги.
– Не делай этого, испортишь панталоны. Где твои сапоги?
– На стуле, сэр, – смутился Декстер.
– Надень их и возьми другую книгу.
Декстер медленно надел сапоги, взял другую книгу и снова сел на стул. Ему было скучно.
«Бу-уз-буз-з-з-з!» – зажужжала влетевшая в открытое окно синяя муха, и мысли мальчика сразу перенеслись на залитые солнцем поля и сады.
Муха вылетела вон, и в комнате опять наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь скрипом пера доктора.
– Послушайте, сэр! – спросил Декстер с живостью. – Это ваш сад?
– Да, мой мальчик, да, – ответил доктор, не поднимая головы.
– Могу я пойти туда?
– Конечно, мой мальчик.
Декстер быстро подбежал к окну и одним прыжком выскочил на лужайку.
Доктор до того увлекся своей работой, что не заметил, как прошел целый час.
Вошла Элен.
– Теперь я свободна, папа, – сказала она. – А где же Декстер?
– Кто? Мальчик? Я думал, он здесь!
«Дзинь! Дзинь!» – послышался звук разбитого стекла, и из сада донесся громкий грубый голос:
– Эй! Слезай сейчас же!
– Капстейк! Что там такое? – крикнул доктор, подходя к окну.
Глава VIII
Старый садовник
На двадцать миль4 вокруг не было такого сада, как у доктора Грейсона. Жители Колеби искренне восхищались им. Но садовник доктора, Дэниел Капстейк, придерживался иного мнения.
– Сад был бы хорош, – говорил он всем и каждому, – если бы доктор не жалел на него денег и дал бы нам с Питером в помощь нескольких работников.
Как бы то ни было, но огромный сад, расположенный на четырех акрах5, доставлял Элен Грейсон немало удовольствия, хотя сама девушка нередко была причиной недовольства садовника.
– Папа! Это ты велел подстричь живую изгородь? – спрашивала Элен отца.
– Капстейк говорит, что она затеняет молодые деревца, и я позволил ему подстричь ее.
– Ах, пожалуйста, запрети ему! – говорила Элен. – В прошлом году эти кусты так чудесно цвели!
И так было во всем. Элен любила пышные цветы и растения, садовник же считал необходимым подстригать и выравнивать все.
В саду росло множество редких растений и, к досаде Дэниела, прекрасные цветы появлялись не только на клумбах, но и около плодовых деревьев и грядок с овощами. Здесь были цветущие кустарники и красивые хвойные деревья, на лужайке красовалось большое тутовое дерево, а высокая кирпичная стена, окружавшая сад, была сплошь обсажена плодовыми деревьями, которые весной покрывались множеством белых и розовых цветов, а позже пурпурными и золотистыми сливами, пахучими краснобокими яблоками и большими мясистыми грушами.
Кроме того, в саду было немало персиковых и абрикосовых деревьев, множество черешен, дававших прекрасный урожай, и несметное количество клубники и других ягод. Оранжерея Элен была переполнена восхитительными цветами, а в теплице зрели большие лиловые и янтарные кисти винограда и выращивались длинные зеленые огурцы и дыни.
Но Дэниел ворчал, как вообще все садовники:
– Господа совсем забросили сад, отдав его на истребление птицам! Столько птиц, что за всю жизнь не перестреляешь!
Дэниел беспощадно истреблял птиц, пока однажды не был пойман доктором на месте преступления.
– Как ты смеешь стрелять птиц? – крикнул доктор. – Не смей их трогать!
– В таком случае у вас, сэр, не будет ни одного плода!
– Если ты истребишь птиц, сад переполнится слизняками, улитками и вредными насекомыми. Просто прикрой деревья сетками, когда плоды начнут зреть.
Элен была свидетельницей этой сцены и, когда они вернулись в дом, горячо обняла отца, принявшего под свою защиту ее пернатых любимцев.
Последствия этого запрета не замедлили сказаться: несмотря на близость города, фруктовый сад доктора оглашался многоголосым хором пернатых певцов, в котором ясно можно было различить и звонкие трели соловья.
Через сад протекала речка, придававшая ему особую прелесть. Правда, торговцы считали реку бесполезной, потому что ее глубина не позволяла баркам подниматься до города и им приходилось останавливаться в двух милях от него перед мостом Колеби.
– Да, – говаривал сэр Джеймс Денби, – если речку углубить, она обогатила бы город!
– Но испортила бы мой сад, – возражал доктор. – Поэтому я искренне рад, что это невозможно.
Вот таким был сад доктора Грейсона, в который прямо через окно выскочил Декстер. К несчастью, в это время там работал недовольный Дэниел Кап-стейк.
– Этому Дэниелу не угодишь! Пристал, как одурелый медведь! – ворчал конюх Питер Крибб, молодой парень лет двадцати, с круглой головой, который исполнял также обязанности помощника садовника.
– Хозяин велел тебе работать в саду три дня в неделю, – говорил Дэниел, высунув свое красное лицо из куста махровых роз, – а ты на прошлой неделе был здесь всего два раза, а на этой – только один!
– Не мог же я разъезжать по городу и одновременно работать в саду, – ответил Питер.
– Но ты должен три дня в неделю работать в саду, а своей конюшней заниматься в другое время.
– Но я все дни на этой неделе выезжал с господином доктором и его дочерью!
– Не знаю, выезжал ты или нет, – возразил Дэниел, – но газон запустил! Доктор думает, что можно содержать в чистоте такой сад без рабочих!
– Вот ты шел бы к нему и там ворчал, а не надоедал мне!.. Э-э-э!.. Посмотри-ка! – воскликнул Питер, указывая метлой на стену.