Операция была закончена, но двух вещей я понять не мог. Куда делся Джамба и что с Анжелой?
Звонок майора Штольца оказался к месту. Голос резонировал двойным эхом, словно немец сидел в бочке:
– Дэн-эн, как ты там-ам оказался-ался?
Выслушав мой рассказ, он сообщил, что «Айсберг» определён в надёжное место, и бирлантинский мститель может забыть о нём, что сеньора Копполо и лейтенант с одним из оставшихся в живых солдат уже в Каррате, что я с задачей справился и за мной вскорости вышлют глиссер (о, как много чести!). Очень хотелось сказать майору какую-нибудь гадость, поблагодарить за незабываемый круиз, но я вовремя вспомнил, что и он и я как могли прикрывали беспомощного Антонио, и сказал:
– Я готов.
Положил трубку и добавил со вздохом:
– Не забудьте поперчить. Приятного аппетита.
Позже был ещё один звонок. Я вжался губами в трубку и, не перебивая, впитывал далёкий голос:
– Дэн, славный мой братик, я не могла не позвонить. Никто ведь тебе спасибо не скажет, кроме слабой измученной женщины. Ваш мужской мир груб – сделал доброе дело и шагай дальше. А мы с сыном благодарим тебя. Правда, Артуро? Ты знаешь, я не видела фон Штольца, но когда встречу, с ним будет то же самое, что я сделала с этим алкоголиком… Завтра я повезу малыша в Санта-Ви, Новый год встречу там. Дэн, хороший мой, запиши адрес. Вилла Росита, сеньора Мария Борхес. Это моя подруга. Вот её телефон… Утопил мобильник? Не беда, я куплю другой… Если будешь в Санта-Ви, не постесняйся, найди меня. Всё, не прощаюсь. Целую.
Вам не показалось, что за эту минуту я стал выше на голову и раздался в плечах?
Почему мне не тридцать лет. Я не тёрся б вокруг да около, а честно бы заявил о себе. Не спешите расставаться с детством – это не про нас. Смотреть смерти в лицо можно, а женщине, боготворимой тобой, нет? Ведь неправильно это! Пусть будет ответом смех. Пусть будут стиснутые до боли зубы. Пусть взрывается ревностью сердце. Пусть будет что-то. Пора вступать во взрослую жизнь.
– Перестань ворочаться. Спать мешаешь.
– Хорошо.
Зачем ей эта старая кавалерийская подкова? Эта живая легенда? Хорош муженёк с полсотней лет за спиной. Ну да, он знаменит, он высок и красив, он богат, он уважаем больше Президента, больше сеньора Копполо, даже больше дона Перейры. Но… Бр-р! Ложиться с ним в одну постель! Боже! Иметь от него ребёнка. И выйти к тому же за него замуж… О, как зла любовь!
– Ты успокоишься или мне тебя придушить?
– Всё, всё.
Но прежде чем она сделает этот шаг, я сделаю свой.
Неприятности продолжаются
Утром прибыл маленький скоростной глиссер, с ветерком доставивший меня на место вчерашнего побоища.
Первым, кого я увидел на палубе несчастной «Ла Эсперансы», был военный комиссар Гаэтано.
Сердце, ёкнув, остановилось. Я мысленно поздравил себя с приходом ещё одной чёрной полосы, но отступать было поздно. Комиссар узнал меня. Он медленно снял узкие тёмные очки и, бесстрастно уставившись в яркое небо над моей головой, резко бросил стоявшему за ним человеку в форменной рубашке песочного цвета:
– В седьмую каюту.
Меня вели по яхте, которую я впервые разглядел по-настоящему. Издали она смотрелась великолепно, вблизи непритязательно. То, что я увидел на ней, было ужасно, даже если бы здесь не было комиссара. Эксперты со своими кисточками и пакетиками ещё работали, не все трупы были убраны, кровавые лужи, облепленные паутами, уже подсохли. Осколки плафонов и оконных стёкол вперемешку со стреляными гильзами хрустели под ногами. Следы от автоматных очередей изрешетили всю палубу. Дверь в капитанскую рубку была разворочена взрывом. Я посадил занозу, нечаянно прижав ладонь к расщеплённому пулей лееру. Красавица яхта поникла.
Внутри повреждения были сильнее, несмотря на какое-то подобие уборки. Навстречу попался всё такой же невозмутимый стюарт с совочком в руке и здоровенным синяком в поллица. Он остановился, приподняв бровь и пропуская нас.
Меня допрашивали долго, заставили ещё раз проползти по тайной галерее, потребовали показать на карте место моего островного «заточения». И снова люди Гаэтано давили на психику всеми возможными способами, устраивали перекрёстный допрос, пытаясь поймать на мелочах, прерывая, заставляя повторять мой рассказ и заостряясь на самых незначительных эпизодах. Это была их работа. Я не обижался. Как можно обижаться на шум дождя или на вой лесных собак? Не грызут – спасибо и на том. Дознаватели ушли, оставив мне несколько чистых листков и ручку. Я углубился в сочинительство. Неужели моим злоключениям приходит конец? Завтра встречу Тимми, ребят и оторвёмся по полной. В голову полезли разные непристойности – юбки, лифчики, текила, Фред с девчонками, танцующими на столе…
В каюту вошёл какой-то неброский парень в просторной футболке навыпуск, с несоразмерной надписью «СUBA» на груди, осмотрелся и спросил:
– Где Крессмо?
Я пожал плечами.
– А ты кто?
– Рядовой Фабундос.
Теперь пожал плечами он:
– Не рано тебя призвали, рядовой? Погоди-ка… Ты Дэн?
– Он самый.
– А что ты здесь делаешь? – Он взял первый лист и быстро просмотрел. – Чистосердечно раскаиваешься? Ладно, пиши пока… А заодно готовься к расспросам в Департаменте.
– В каком Департаменте?
– В нашем, приятель. Называется он красиво – Национальная безопасность. Ещё не знаком с такой штукой?
– Как! – искренне возмутился я. – Это разве не всё?
– Нет. Ты последний, кто видел Джамбу.
– Я его только слышал.
– А мы не знаем, – покачал головой парень, усаживаясь прямо на стол. Потом, дыхнув пивными парами, приблизил ко мне своё лицо. Колючие глаза пробуравили меня насквозь. Маленький эбонитовый череп на цепочке дёрнулся в мою сторону и, отскочив, застыл. «Че» – успел прочитать я на его блестящем лбу.
– Ты как-то легко с корабля исчез. Помог негодяю скрыться и исчез.
Даже люди комиссара не могли придумать такого сюжета. Я не понял, что произошло. Моё левое веко дрогнуло, закрывая зрачок, а рука, опережая запоздалую мысль об элементарной осторожности, воткнула сжатый кулак в расслабленную челюсть хама. Он не был готов к удару. Его смело со стола, а я остался сидеть, потирая фаланги пальцев. Из-под занозы выступила кровь.
Парень поднялся и, отряхнувшись, опять водрузился на стол. Мы помолчали, старательно разглядывая друг друга. Потом он протянул раскрытую ладонь и сказал:
– Лейтенант Блоук.
Я не хотел жать ему руку. Он насильно выхватил мою кисть и встряхнул ею:
– Ладно, проехали эту остановку. Я сам напросился, в следующий раз сяду подальше… когда будешь у нас.
Кажется, он хотел спросить ещё о чём-то, но в пустом иллюминаторе показалось усталое молодое лицо с каплями пота на хмуром лбу:
– Гран!
– Чего тебе.
– Не поверишь. Наши парни среди убитых бандитов опознали бывшего спецназовца.
– О! – Лейтенант поднялся. – Ты бредишь, Санчо.
– Это Нортон. Ты должен помнить его.
– Замолчи, я иду.
Странный парень ушёл внезапно, оставив мне ещё одну головную боль. Судя по тому, как ребята из Департамента расправились с бандой Гунивары, мне там придётся совсем не сладко. Я скис, предчувствуя недоброе.
Однако недоброе произошло почти сразу – появился Гаэтано в сопровождении одного из дознавателей.
– Крессмо, оставь нас одних.
Военный комиссар подождал, когда за офицером закроется дверь, бросил на треснутый журнальный столик тонкую зелёную папку, снял и положил рядом очки, и, словно разминаясь перед решающим поединком, прошёлся по комнате. Потом, откашлявшись, приземлился на диван и помассировал дряблую кожу вокруг глаз.
– Мне глубоко плевать, какие подвиги ты тут совершал. Этим занимается другое ведомство, наше дело маленькое – содействовать в расследовании. С этой задачей мы успешно справляемся.
Он замолчал, всё ещё не договаривая главного, ради чего затеял свой монолог. Потом продолжил: