– Скоро тебя затребуют в Департамент безопасности, у меня, к сожалению, мало времени. Поэтому я спрашиваю прямо: где часы?
Я не понял или не верно расслышал и переспросил:
– Что?
– Не изображай тугодумие, не надо… Где золотые «ролексы» убитого тобой капитана Шимански?
Зашевелились, гремя костями, всеми позабытые скелеты. Ого, в какую древность полез Гаэтано. Но здесь я чист, главное – не переиграть.
– Тебе освежить память?
– Спасибо, я помню.
– И?
– Было темно и часов я не видел.
Откуда они всплыли? Вопрос о часах два года назад даже не поднимался. Спрашивали о пистолете, о документах капитана, и, кажется, о деньгах за предательство.
– Браунинг был точно, господин комиссар. Шимански ранил меня, я почти сразу отключился. Может, и не было часов?
Гаэтано, не слушая объяснений, раскрыл папку и перелистнул несколько обтянутых целлофаном бумажек:
– Из показаний задержанного Эфа Каттанеды: «на моих глазах Хорхе Маркес помог офицеру застегнуть на руке золотые часы, передал ему пистолет, документы и крупную пачку долларов США со словами…» м-м… «Утром… мы обнаружили его тело в развалинах… Деньги в сумме…» м-м… «мы поделили там же… Уго по прозвищу Кот забрал ботинки и ремень… документы, армейскую куртку и пистолет предъявили Маркесу… Часов не было». Ну, где они?
– Господин комиссар, я там со страху даже свой автомат оставил, а Вы говорите о вещах мертвеца! Я на пушечный выстрел не подошёл бы туда.
Всё переворошил из-за куска золота, гробокопатель чёртов. Ну и ломай голову! Часы эти давно заложены-перезаложены, сорок раз проданы, любуется ими теперь какой-нибудь торгаш-лавочник или офисная крыса. Неужели такой драгоценный экземпляр, а? Может, с бриллиантами? Или раритет? Тогда Тимми, наверное, здорово продешевил, отдав их за пятьдесят одной бумажкой…
– Значит, по-хорошему мы с тобой не договоримся… Крессмо! – крикнул Гаэтано. Наверное, будут бить. Я потрогал ноющее плечо.
Показался помощник комиссара.
– Позови доктора Локка… Медицина развяжет тебе язык, упрямец.
Это что-то новенькое. Я затравленно осмотрел каюту. Пытаться бежать было глупо, возле двери замаячили угрюмые фигуры полицейских. Один из них, уверенно войдя внутрь, остановился позади меня, загородив приоткрытое окно.
– Время уходит, мальчик, – Вкрадчивый голос комиссара последний раз намекнул на компромисс. Я молчал, сердце бешено застучало.
Через минуту появился лысый старичок безобидного вида с кожаным чемоданчиком. Одновременно с ним зашли двое крепких мужчин в одинаковых коричневых рубашках с нагрудными кобурами поверх и встали по бокам от меня. Старичок, что-то мурлыча себе под нос и совершенно не обращая внимания на окружающих, занялся приготовлением инъекции. У меня не было ни малейшего желания становиться подопытным кроликом. Что же делать? Оставался последний позорный, но довольно эффективный ход. Выбирать не приходилось – лысый гриб уже закачивал в шприц желтоватую жидкость. Я глубоко втянул воздух, показывая полнейшее смирение с ситуацией, но вместо тяжёлого выдоха заорал во всю глотку:
– Помогите!
Первый из коричневых мгновенно вбил свою ладонь мне в горло, сразу же бесцеремонно обхватив мою шею свинцовым бицепсом и словно тисками вывернув за спинку кресла моё левое запястье. Я стал задыхаться, пытаясь откашляться, перед глазами закружились разноцветные конфетти. Второй воткнул кулак мне под рёбра и резко вытянул вперёд мою правую руку. Скорчиться и уронить враз потяжелевшую голову не получилось. В животе зашевелились горячие гири, однако я оставался в сознании – сотрудники военной полиции были профессионалами и знали, как применять свои навыки.
– Осторожнее, Фанки… Всё, парни. Отпустите его… и оставьте нас.
Старичок закрывал чемоданчик, бубня свой рэп. А как же укол?
Старый доктор что-то вполголоса сказал комиссару и вслед за широкоплечими службистами шагнул к двери, но вдруг растворился в голубоватом тумане. От неожиданности я сильно прижал ладони к лицу – что такое? Потом убрал руки и поморгал. Нет, всё в порядке. Наверное, показалось. Я огляделся. Гаэтано пристально смотрел мне в глаза, словно пытаясь загипнотизировать. Нет, господин комиссар, этот фокус у Вас не пройдёт. Мне не восемь лет, а Вы не цыганка с побережья, которой я когда-то безвольно протянул на деревенской дороге полдоллара…
Внезапно веки защипало, я встряхнул головой и тут же вскинул брови – комната стала медленно округляться, а я поплыл вверх! Исчез доктор со своими подручными, пропал Крессмо. А комиссар, продолжая сидеть на своём месте, начал незаметно сдуваться, постепенно уменьшаясь в размерах, и вскоре оказался крохотным как геккон. Он даже чем-то стал на него походить, растопырив свои приплюснутые пальцы на стекле стола и выпучив поднятые на меня фиолетовые глазки. Я усмехнулся и хлопнул по нему рукой, но моя ладонь, прошив его неосязаемое тельце, лишь окунулась в пустоту. От этого взмаха сам я вдруг сделал мягкий кувырок и растёкся по куполу потолка. Ничего себе! Стены каюты неимоверно разбухли, пол, прогибаясь, увлёк за собой маленькую смешную ящерицу. Теперь она, став совсем мизерной, сидела в самом низу шара и запрокидывала свою коричневую головку, не отрывая от меня взгляда. Все святые! И эту жабу я боялся? Ха-ха! Посмотри-ка, Дэн! Сейчас ты плюнешь и она утонет в твоей слюне! Забавное земноводное раскрыло широкий рот, и, пошевелив тоненьким яэычком, спросило:
– Где часы?
Меня чуть не разорвало от хохота – оно ещё и разговаривает! Так весело мне было только один раз в жизни, когда Фред Барселона уговорил нас покурить настоящую травку. Тогда по небу летали бронемашины. Но оказаться в колбе с говорящим лягушонком – это было нечто!
– Где часы?
Тимми, спаси! Меня трясёт от смеха – это голоногое чудовище пытается угрожать мне. Те «ролексы», что я снял с Шимански как боевой приз, и которые ты продал, чтобы помочь сестрёнке, мы должны вдруг отдать просто так, за спасибо! Без них никак не может закончиться арсенальное дело. Да пошли они все вместе взятые во главе с комиссаром!
Хвостатый лягушонок подпрыгнул и скатился обратно. Я, потешаясь над ним, поманил его рукой.
– Кому Тимми продал часы? – опять проквакал мой сказочный приятель.
Я удивлённо рассмеялся. Откуда он узнал, что часы кому-то проданы? Вот хитрец. Кто ему сказал? Тимми, я знаю одно – на те полсотни денег твоя Дина продержалась какое-то время, а что за бамбук нацепил на себя тикающее золото – не наша забота. Ты согласен, братишка?
– Где, когда он продал часы?
Вот прилепился! Ты чего привязался ко мне, икромёт?
Стенки шара неожиданно завибрировали и внутрь влетел огромный глаз.
– Комиссар! – затрубил глаз. – Я буду вынужден доложить о превышении Вами должностных полномочий.
– Не переусердствуйте, лейтенант! – Лягушонок выпрыгнул из шара.
– Эй, Симон! – Глаз маятником закачался передо мной. – Звони нашему медику в Санта-Ви. Чёрт их знает, что они вкачали пацану. Ребята, живо мальчишку на катер!
Несколько длинных и крепких рук лианами обвились вокруг меня и моментально вытянули из шара. Я ещё пытался расслабленными ладонями оттолкнуть от себя эти толстые канаты и даже перекусить зубами ближайший, но неудачно. И как-то сразу вместо недавней, такой приятной невесомости на меня навалилась многопудовая темнота.
Конец ледникового периода
Очнулся я только к вечеру. Боль с висков постепенно сошла, но боль в животе не отпускала. Я прислушался. Методичный скрип за стеной и приглушённые постанывания не оставляли сомнений – в соседней комнате шли попытки зарождения новой жизни. Но сейчас меня это почти не трогало. Я лежал и тупо смотрел сквозь раздвинутые бамбуковые жалюзи в проёме лоджии на широкие неподвижные листья пальмы.