Каро замолчал. В руке он со злостью сжимал заткнутый пробкой бурдюк, а сам смотрел в пол, тяжело дыша и хмурясь. Казалось, он вот-вот треснет от каких-то внутренних ощущений, что его в данный момент переполняли. Войцеху не было ясно, гнев это, обида или печаль. Он многого не знал об этом торговце. Почти ничего. Но одно Каспжах мог понять точно – апатично смотрящие под ноги глаза Лодзимежа были полны разочарования и будто кричали всему миру о том, что их хозяин в своем глубоком детстве сотворил нечто ужасное. Нечто, что он вспоминать не любит. Нечто, что является ему в самых страшных кошмарах…
Двухминутное молчание прервалось жужжанием. В окно медленно двигавшейся повозки влетело насекомое – желтое с черными полосками, оно пролетело к столу и уселось на место, где несколько минут назад была устроена трапеза. Пчела перестала жужжать и начала ощупывать поверхность стола своим хоботком и выискивать глазами остатки чего-то сладкого, что поедали путники. Она аккуратно и грациозно ползала из стороны в сторону, тщательно обыскивая каждый сантиметр.
– Пчела есть чистая божья тварь, пан Каро. Знаете, отчего так? – с этими словами Войцех вынул руки из положения сложенных на груди и положил одну из них на стол, левую.
– Скажите мне. – Лодзимеж внимательно наблюдал за действиями мужчины, сидевшего напротив, и с недоумевающей осторожностью сказал, когда тот сунул руку прямо к насекомому, – Вас ужалят. Посмотрим, как вы тогда будете говорить о божественности этого зверя.
– Не беспокойтесь. – спокойно ответил Каспжах и поднес пальцы левой руки еще ближе. Пчела обнюхала сначала указательный, затем средний, а потом и вовсе забралась прямо в руку попутчика купца. Он все так же медленно и аккуратно поднес животное к своему лицу, осматривая его вблизи. – Когда Бог создал пчелу, он сказал, что будет она до тех самых пор жить, пока свет будет существовать. Когда же изведутся пчелы на Земле, тогда и света конец настанет.
– Смешно. – торговец рассмеялся и вновь сделал глоток из своего бурдюка, – Вы смешон, пан Каспжах. И тяга к насекомым ваша кажется мне смешной. – говоря, Лодзимеж едва ли не разрывался от смеха. Он хохотал так сильно, что сама пчела вмиг взмыла в воздух и, покидая руку Войцеха, вылетела в окно экипажа.
– Зря. – Войцех улыбнулся и вновь выглянул в окно, провожая насекомое взглядом
Караван продолжал идти вперед. Лошади устало ковыляли, проминая уже не такую горячую землю под собой копытами. Они двигались вперед по воле хлеставших их по спинам кнутами кучеров. Солнце постепенно скрывалось за горизонтом, а в левом окне экипажа, за бесконечными и непроходимыми таежными лесами виднелся алевший закат, наливавший небо красными красками всяческих оттенков, будто разбрызгивавший по облакам кровь. Кобыла, что тянула за собой экипаж недовольно фырчала последние несколько минут, с опаской поглядывая в сторону леса. Постепенно становилось ясно, что на деле никакая это была не тайга. Обыкновенный смешанный лес с дубами да тополями, росшими, близко соседствуя с осинами и соснами. В конце концов, лошадь встрепенулась и заржала, остановившись и будто повторяя кучеру, что не желает ехать дальше.
– Эй, что там происходит?! – Лодзимеж, сидевший на своей скамье, что располагалась со стороны стены, за которой на лавке под открытым небом управлял повозкой кучер, громко стукнул по дереву и крикнул в окно.
– А ну вперед! Пошла! – кучер продолжал хлестать кобылу кнутом, отчего та, не прекращая, заливалась громким ржанием и поднималась на дыбы. Войцех смотрел на это через правое окно экипажа. Он не выходил, хотя увидеть картину полностью ему все еще не удавалось. Лошадь противилась и не хотела продолжать путь. То ли устала просто, то ли почуяла чего вдалеке. Ее поведение было непонятным для каждого из пассажиров каравана.
Неожиданно стал подниматься ветер. Еще несколько минут назад ясно светило солнце, уходившее за горизонт, а теперь, когда оно почти скрылось, сильные порывы воздуха пытались сдуть с ног и человека, и лошадь. Послышались завывания, будто вьюга надвигалась на дорогу, на которой стоял караван, однако было лето. Кобыла, шедшая в голове колонны, не на шутку перепугалась. Раздался вой откуда-то слева. Волки. В один момент лошадь снова поднялась на дыбы и заржала. Она ринулась вправо, стараясь уйти как можно дальше от свирепого хищника, и потащила экипаж за собой. Кучер, держа вожжи, едва сам не свалился со своего места, когда повозка в очередной раз подскочила на ухабе. Каким-то чудом кобыла выбирала те проходы между деревьями, где экипаж мог протиснуться, и он, опять же чудом, проезжал там, не задевая ни стволов, ни веток, которые лишь слегка хлестали по крыше оного. Внутри началась паника, а вторая лошадь, последовав примеру первой своей коллеги, ринулась за ней, утянутая вбок упряжью. Они старательно выбирали все те же пути – в тех проемах между древесными стволами, где мог проехать экипаж, уж точно могли проехать в полтора раза более узкие гужевые повозки.
Весь караван, трясясь, несся по лесным ухабам и болотным кочкам, пока, наконец, на одном из них экипаж не перевернулся. Кобыла, ставшая инициатором всей этой погони, едва не упала на землю, но вожжи со свистом лопнули, и она вихрем помчалась дальше по болотам. Другая же лошадь вынуждена была остановиться, но не смогла сделать это не в самый последний момент, а потому по инерции обе телеги со всей накопленной силой толкнули экипаж и въехали прямо в ноги коня. Тот заржал от боли и упал на мокрую болотистую почву.
Экипаж лежал на боку. Прямо перед ним – изувеченное лошадиное тело, а еще дальше – две перевернутых гужевых повозки. Кучер, что управлял экипажем, лежал теперь в двух метрах от оного, на животе и громко стонал. В самом же экипаже мужчины-пассажиры поднимались с пола, который по сути из себя сейчас представляла стенка уничтоженной кареты. Охранники Лодзимежа успели спрыгнуть с телег прямо перед ударом, и теперь один из них, проверяя признаки жизни, стоял над кучером, лежавшим недалеко от кобыльих трупов, а второй со всех ног мчался к своему нанимателю. К тому времени сам торговец аккуратно, шатаясь, поднимался на ноги. Он отряхивался и искал опоры, откинув дверь экипажа, мешавшую ему встать в полный рост. Вслед за ним в себя стал приходить и Войцех. Он сидел на земле, опираясь о внутреннюю стену кареты.
– Все в порядке? – суматошно произнес один из охранников, подойдя к Лодзимежу и помогая ему выбраться из перевернутого транспортного средства.
– Да. – купец запнулся обо что-то, но все же вылез из экипажа, но тут же рухнул на землю и сел, опершись о ствол дерева, – Все живы?
– Он мертв. – второй охранник констатировал факт смерти одного из кучеров, услышав вопрос торговца, когда приблизился к его повозке, – Свернул шею. Лошади тоже уже никуда не поедут. – сказав это, он пошел ко второму кучеру и проверил его сердцебиение, – И этот тоже.
Первое тело валялось близ гужевой повозки. Нога его была опутана веревками, что скрепляли две телеги, а руки – вытянуты вперед. Совершенно очевидно, что, поняв всю неизбежность столкновения, он бросился вправо, стараясь выпрыгнуть со своего места, однако, эта затея успехом не увенчалась. Нога извозчика попала в ловушку, которая не позволила тому отскочить. В результате седовласый старичок лет пятидесяти упал на землю лицом перед самым ударом, успел по ней пройтись своим носом, будто плугом, а затем еще и был отброшен инерцией вперед, едва ли не прямо в ехавшую впереди карету экипажа. Шея была сломана. Голова чудом не оторвалась. Вслед за содранным до кости лицом кучера по сырой болотной почве, поросшей мхом и усеянной самыми различными насекомыми, тянулся кроваво-красный след.