Поганые разрушили статую и поставили своего идола. Руки у него сложены на животе, поэтому маяка больше нет.
– Почему они его поставили именно на этом месте? Других не было?
– Из-за пещеры Змея.
– Какой пещеры?
– Есть там такая в скале, – грек погладил крашеную хной бороду. – Поганые говорят, что там чудище-змей живет. Сто лет тому назад он зашевелился в пещере – земля затряслась, дома попадали – много народу погибло. Из пещеры время от времени вырывается огонь и слышен грохот… Вот они и поставили своего идола – жертвы кровавые приносить, чтобы змей не гневался. Язычники! – Костас пожал плечами.
– Жертвы прямо в пещеру не носят?
– Поганые боятся к ней подойти! Страх у них великий…
– Спаси тебя бог! – прервал купца русский, схватил и обеими руками потряс кисть Костаса. Только сейчас купец заметил, что левая рука у русского больная – он двигал ей очень осторожно.
– Спаси бог и тебя! – ответил грек, заговорщицки наклонился к Кузьме и сказал уже по-русски: – Где ваши рабы, боярин? Большая битва была, большой полон взяли. Почему не ведут на торг? Я купил меньше десятка, да и те тощие, хилые – боюсь, что не доведу живыми. Где добрый товар?
– Ярославна велела оставить для обмена на воев, что в половецком плену, – ответил русский.
– Лучше продать, а на вырученные деньги своих выкупить… – начал было Костас, но Кузьма отвернулся.
– Уважаемый! А шелк?!. – крикнул вслед ему купец, однако боярин в холстине убежал, даже не оглянувшись.
Не успел Костас придти в себя после этого разговора, как на торгу появился другой странный русский. Этот был высокий, в блестящей кольчуге, но тоже без шапки. Русский был не один. За веревку он вел связанного по рукам мужчину в странной одежде и рыскал глазами по торговым рядам.
Костас сообразил первым. Выскочив из-за повозок, он побежал навстречу – чтоб другие не опередили. Без церемоний, сразу принялся ощупывать пленника, заглядывая ему в рот, глаза и уши. Раб, несмотря на бледность (по всему видно – в подвале держали!), был хорош. Крепкий, жилистый, со всеми зубами; по всему видать – выносливый. Лет пятнадцать будет работать, а при хорошей еде – все двадцать. На торге в Тавриде вырвут из рук. (В Тмутаракань везти нельзя, полон из Поля, признают поганые – заберут, было уже такое.) Русский не препятствовал осмотру, только странно посматривал на Костаса.
– Две ногаты! – решительно сказал купец и достал из кожаного кошелька монеты. Но русский на них даже не взглянул.
– Три! – заторопился Костас, видя, как у соседних повозок зашевелились другие купцы.
"Сейчас набегут, перехватят! Все приехали сюда за рабами, а их не продают! – заволновался купец. – За такого можно и пять дать, все равно в Тавриде будет вдвое! Но втрое – лучше…"
– Где твои возы, купец? – вдруг спросил русский, оглядываясь.
– Туда, боярин! – торопливо схватил его за рукав Костас – побыстрее увести его от других!
"Наверное, хочет товаром, в обмен! – торопливо размышлял грек по пути. – Так даже лучше. Лишь бы не запросил много! Хитрый, денег сходу не взял…"
Но этот русский, как и тот, давешний, на товар даже не посмотрел. Спросил, глядя в упор черными глазами:
– Где рабов будешь продавать, купец?
– В Тавриде, – неожиданно для себя сознался Костас.