Так и произошло: стряхнув сонную
одурь, к коню бросились конюхи и слуги, спеша подхватить повод.
Черноволосый дворянин, хотя и одетый в простой дорожный костюм и
запыленные ботфорты, сразу производил впечатление человека,
привыкшего требовать от окружающих внимания и почтения. Д'Артаньян
nrw`mmn ему позавидовал — и охотно проткнул бы шпагой насквозь,
имейся к тому хоть крохотный повод…
Позванивая шпорами, незнакомец направился прямиком к
белокурой даме, торопливо раскланялся и произнес по-испански:
— Тысяча извинений, миледи. Непредвиденная задержка на
дороге.
— У вас кровь на рукаве, Рошфор. Вы что, опять кого-то убили?
— произнесла молодая дама мелодично и насмешливо.
— Не считайте меня чудовищем, право… Я не старался никого
убивать. Но полежать в постели кое-кому придется. Что поделать, не
было другого выхода… Они все-таки ждали на Божансийской дороге, и
это была не случайная стычка…
— Значит, вы полагаете, что ваш разговор… — произнесла
молодая дама, став серьезной.
— Безусловно.
Молча слушавший их д'Артаньян принял решение: коли уж не было
повода блеснуть шпагой, всегда оставалась возможность блеснуть
истинно дворянским благородством…
— Прошу прощения, господа, — сказал он решительно, двумя
шагами преодолев разделявшее их расстояние. — Так уж случилось,
что я знаю по-испански, как всякий почти гасконец. У меня нет
намерений подслушивать чужие разговоры, но я считаю своим долгом
предупредить, что понимаю каждое слово, на тот случай, если ваша
беседа совершенно не предназначена для чужих ушей…
Красавица, которую незнакомец называл «миледи», наконец-то
взглянула на него с любопытством и интересом. Ее голубые глаза
были огромными и бездонными, и в сердце юного гасконца вспыхнул
сущий пожар. С неудовольствием чуя собственную остолбенелость, он
поторопился добавить, обращаясь уже исключительно к незнакомцу:
— Разумеется, сударь, если вы считаете себя оскорбленным моим
бесцеремонным вмешательством в разговор, я готов…
— Ну что вы, сударь, — ответил незнакомец. — Наоборот, я в
вас сразу увидел воспитанного и любезного дворянина, и ваши
побуждения достойны уважения…
Это было произнесено столь вежливо и доброжелательно, что
даже искавший ссоры со всем миром д'Артаньян вынужден был убрать
руку с эфеса отцовской шпаги — затевать ссору со столь любезным
собеседником было бы недостойно дворянина.
— Увы, вы оказались правы, шевалье, — произнесла молодая дама
с улыбкой, лишь подбросившей топлива в невидимый миру пожар. —
Наша беседа и в самом деле не предназначена для чужих ушей…
Поскольку эти слова были произнесены дамой, д'Артаньян
получил возможность без малейшего ущерба для собственной чести
выйти из непростой ситуации: он поклонился насколько мог галантно
и направился следом за хозяином в обеденный зал, успев краешком
глаза заметить, что незнакомец и миледи тоже скрылись в гостинице.
Усаживаясь за стол и все ещё пребывая во власти этих голубых
глаз, он нашел слабое утешение в мысли, что речь, вернее всего,
шла отнюдь не о любовном свидании. Все поведение и незнакомца по
имени Рошфор, и голубоглазой дамы свидетельствовало, что дело в
чем-то другом, — то ли чутье опытного охотника подсказывало это,
то ли д'Артаньяну яростно хотелось верить, что обстоит именно так,
а не иначе…
— Послушайте, любезный, — не вытерпел он, второпях утолив
первый голод ножкой утки по-ру-ански.