Излишне уточнять, что наш гасконец, твердо
решивший пробить себе дорогу в жизни, был внутренне готов нырнуть
с головой в эти взвихрённые и мутные воды…
И он подумал про себя, что судьба, наконец-то, предоставляет
желанный случай, — вот только как прочесть её указания, пока что
писанные неведомыми письменами?
Глава третья
Белошвейка в карете парой
— Это все, что тебе удалось разузнать?
— Все, ваша милость, — пожал плечами Планше. — А если я чего-
то не знаю, то это исключительно потому, что никто тут не знает…
Да, вот кстати! Та очаровательная особа, что сейчас стоит возле
кареты, на мой взгляд, особа ещё более загадочная, чем ваша
голубоглазая дама и её спутник в фиолетовом…
Д'Артаньян, на которого слова «загадка» и «тайна» с недавнего
времени действовали, как шпоры на горячего коня, встрепенулся и
посмотрел в указанном направлении.
Он увидел прекрасную карету, в которую добросовестно
суетившиеся конюхи как раз закладывали двух сильных нормандских
лошадей, — а неподалеку стояла та самая помянутая особа. И в самом
деле очаровательная — не старше двадцати пяти лет, с вьющимися
черными волосами и глубокими карими глазами, в дорожном платье из
темно-вишневого бархата. Сияние многочисленных драгоценных камней
в перстнях, серьгах, цепочках и прочих женских украшениях
свидетельствовало, что незнакомку никак нельзя считать ни девицей
на выданье из бедной семьи, ни супругой какого-нибудь
малозначительного человечка. Весь её облик, таивший в себе
спокойную уверенность, все её драгоценности, карета и кони несли
на себе отпечаток знатности и несомненного богатства.
Таковы уж молодые люди восемнадцати лет — в особенности
бедные дворяне из глухой провинции, с тощим кошельком и богатейшей
фантазией, — что мысли д'Артаньяна приняли неожиданный оборот,
способный показаться странным только тем, кто плохо помнит
собственную молодость. Голубоглазая красавица миледи по-прежнему
оставалась в его мыслях — но в то же время он был неожиданно для
себя покорен и захвачен кареглазой незнакомкой, нимало о том не
подозревавшей.
— И в чем же загадка, Планше? — спросил он незамедлительно.
— Знаете, что сделала эта красотка, когда приехала сюда два
dm назад?
— Откуда же?
— Поинтересовалась, нет ли пришедших на её имя писем.
— По-моему, вполне естественное желание, — сказал д'Артаньян.
— И лишенное всякой таинственности.
— Быть может, сударь, быть может… Вот только она
интересовалась письмами на имя Мари Мишон, белошвейки из Тура.
Таковые письма нашлись, числом три, и были ей, понятно, вручены…
Мало того, за эти два дня трижды приезжали самые разные люди,
искавшие в гостинице опять-таки девицу по имени Мари Мишон, — и
их, согласно недвусмысленным распоряжениям, к ней и препровождали…
Вы и теперь не видите тут загадки? Если это белошвейка, то я,
должно быть, епископ Люсонский…
— Совершенно верно, Планше, совершенно верно… — процедил
д'Артаньян, вновь уловивший божественный аромат интриги. —
Поскольку меж тобой и его преосвященством епископом Люсонским мало
общего, то отсюда, согласно науке логике, проистекает…
— Мишон! — фыркнул Планше.