Напрасно
зажигал в душах священный жар ненависти к насилию и
несправедливости. День прощения ещё не настал!..
И как первый человек, падение которого обрекало его потомство
на несчастье и горе, я, простой ремесленник, обрек своих братьев,
ремесленников, на вечные страдания. Они искупают мое преступление.
Они одни в течение восемнадцати столетий не получили освобождения.
Восемнадцать веков сильные мира сего говорят труженикам то, что я
сказал страдающему и молящему Христу: «_Иди!.. Иди!.._» И этот
народ, как Он, изнемогая от усталости, как Он, неся тяжелый крест,
как Он, молит с горькой печалью:
— О! сжальтесь!.. Дайте минуту отдыха… мы выбились из сил!..
— _Иди!_
— Но если мы умрем под тяжестью непосильного труда, что
станется с детьми, со старыми матерями?
— _Иди!.. Иди!.._
И вот уже сотни лет и они, и я — мы идем, мы страдаем, и не
раздается милосердного голоса, который сказал бы нам:
«_Довольно!_»
Увы! таково наказание… Оно ужасно… Вдвойне ужасно…
Я страдаю за все человечество при виде несчастного народа,
осужденного на бессрочный неблагодарный и тяжелый труд. Я страдаю
за свою семью, так как, нищий-скиталец, я не могу прийти на помощь
моим близким, потомкам любимой сестры!
Но когда страдание превышает силы… когда я предчувствую для
близких приближение какой-нибудь неведомой опасности, тогда мысль
моя, пролетая миры, ищет женщину… проклятую, — как и я… дочь
царицы (*5), приговоренную, как и я, сын ремесленника, к тому же
наказанию: она тоже должна идти… идти до дня искупления.
Один раз в столетие, как две планеты в своем круговом
обращении, мы можем встречаться с этой женщиной… в течение роковых
дней Страстной недели.
И после этого свидания, исполненного страшных воспоминаний и
безысходной горести, мы снова, как блуждающие светила вечности,
продолжаем наш беспредельный путь.
И эта женщина, единственная, кроме меня, свидетельница конца
каждого века, провожающая его словом: «Еще!!!» — эта женщина с
одного конца мира на другой отвечает мне…
Она, единственная в мире, кто разделяет мою участь, пожелала
разделить и единственную привязанность, утешающую меня в течение
долгих веков… Она так же полюбила потомков моей сестры… она так же
им покровительствует. Для них так же приходит она с востока на
запад, с севера на юг… она идет… она приближается…
Но, увы! её, как меня, отталкивает невидимая рука… вихрь
уносит и ее… И…
— _Иди!_
— Дайте мне хотя бы выполнить свой долг! — так же говорит
она.
— _Иди!_
— Один час… только час отдыха!
— _Иди!_
— Я оставляю тех, кого люблю, на краю гибели!
— _Иди!.. Иди!!!_
Пока предавшийся горестным думам вечный странник поднимался
на гору, вечерний прохладный ветерок усиливался, крепчал и
переходил в бурю, молния начала прорезывать тучи… Долгое,
протяжное завывание ветра и глухой шум указывали на приближение
урагана.
Вдруг человек, над которым тяготело проклятие, человек,
который не мог больше ни плакать, ни смеяться… задрожал.