— Вы, кажется,
осмеливаетесь приказывать… мне?..
— Я говорю вам: отошлите этого человека, — продолжал Дагобер
вне себя, — или, право, случится несчастье!
— Дагобер… Боже мой!.. успокойся! — воскликнули сестры,
удерживая его за руки.
— Пристало ли вам, жалкому бродяге, если не сказать ещё
больше, отдавать здесь приказания! — закричал взбешенный
бургомистр. — Ага! Вы думали, что вам достаточно будет заявить мне
о пропаже бумаг и что я так вам и поверю! Напрасно вы таскаете с
собой этих девчонок! Несмотря на их невинный вид, они, быть может…
— Презренный! — воскликнул Дагобер, прервав бургомистра
жестом и таким страшным взглядом, что судья не посмел закончить
фразу.
Схватив девушек за руки, Дагобер, прежде чем они успели
сказать хоть одно слово, увлек их моментально в комнату и затем,
заперев дверь на ключ, положил его в карман и стремительно
вернулся к бургомистру, который, испугавшись позы и угрожающего
вида ветерана, сделал два шага назад и схватился за перила
лестницы.
— Так выслушайте же и меня теперь, — сказал солдат, схватив
судью за руку. — Сейчас этот подлец меня оскорбил, — указал он на
Морока, — я все снес, пока дело касалось меня. Я слушал все ваши
глупости, потому что мне казалось, что вы сочувствуете несчастным
девушкам… Но если у вас нет ни сердца, ни жалости, ни
справедливости, то я вас предупреждаю, что я так же обойдусь с
вами, как с этим псом… — и он снова указал на Предсказателя. — Я
не посмотрю, что вы бургомистр, если вы осмелитесь отзываться об
этих девушках иначе, чем о своих дочерях… слышите?
— Как… вы осмелились сказать… — воскликнул бургомистр,
заикаясь от гнева, — что если… я буду говорить об этих
искательницах приключений…
— Шапку прочь… когда говоришь о дочерях маршала герцога де
Линьи! — воскликнул солдат, срывая колпак с головы бургомистра и
бросая его на пол.
При этом выпаде Морок задрожал от радости. Действительно,
Дагобер, потеряв всякую надежду, не мог больше сдерживаться и дал
волю гневной ярости, которую он с трудом до сих пор смирял.
Когда бургомистр увидел свой колпак на полу, он с изумлением
взглянул на укротителя, как будто не смея поверить в такое
чудовищное оскорбление.
Дагобер, хотя и жалел о своей вспыльчивости, но, понимая, что
примирения больше быть не может, огляделся кругом и, отступив
назад, очутился на верхних ступеньках лестницы.
Бургомистр стоял в углу площадки за скамейкой. Морок, с рукой
на перевязи, чтобы подчеркнуть серьезность ранения, находился
рядом с судьей. Тот, введенный в заблуждение движением Дагобера,
закричал:
— Ага, ты думаешь удрать, осмелившись поднять на меня руку,
старый мерзавец?
— Господин бургомистр, простите меня. Я не мог сдержаться, я
очень раскаиваюсь в своей дерзости, — сказал Дагобер, смиренно
склоняя голову.
— Нет тебе прощения, негодяй! Ты хочешь снова морочить меня
своим покорным видом! Но я понял твои тайные замыслы… Ты не тот,
кем хочешь казаться, и очень может быть, что за всем этим кроется
государственное преступление… — чрезмерно дипломатичным тоном
заметил бургомистр.