И
потому, отерев глаза постельным бельем, он встал и спокойным
решительным тоном сказал девушкам:
— Не бойтесь, дети… Нужно, чтобы он стал нашим спасителем.
— Уберете ли вы, наконец, вашего пса?! — закричал хозяин
снова, так как Угрюм все ещё преграждал ему путь. — Что он у вас,
бешеный, что ли? Привяжите его!.. Кажется, и без того вы натворили
у нас довольно бед! Говорю вам, господин бургомистр желает вас
допросить… Он уже выслушал Морока, теперь ваша очередь.
Чувствуя, что участь сирот зависела от его беседы с
деревенским судьей, Дагобер постарался придать себе вид, внушающий
доверие. Он пригладил волосы и усы, застегнул на все пуговицы
куртку и почистил её.
С замирающим сердцем он взялся за ручку двери и, обратясь к
девушкам, перепуганным всем, что случилось, сказал:
— Заберитесь, девочки, поглубже в кровать… прикройтесь
хорошенько… Если будет нужно впустить кого-нибудь сюда, то я не
допущу никого, кроме бургомистра.
Затем, отворив дверь, солдат вышел на площадку с криком:
— Прочь, Угрюм!.. Сюда!.. Смирно!..
Собака повиновалась весьма неохотно. Дагобер должен был
повторить приказание дважды, чтобы она отказалась от зловредных
намерений в отношении трактирщика, который с фонарем в одной руке
и колпаком в другой почтительно шел впереди бургомистра, важная
thghnmnlh которого тонула в сумерках лестницы. Сзади, несколькими
ступенями ниже, видны были озаренные светом фонаря любопытные лица
нескольких служителей гостиницы. Загнав Угрюма в комнату девушек,
Дагобер закрыл дверь и остался на площадке лестницы, где могло
поместиться несколько человек и где стояла в углу деревянная
скамья со спинкой.
Бургомистр, поднявшись на последнюю ступеньку, казалось, был
удивлен тем, что Дагобер закрыл дверь комнаты, как бы намереваясь
запретить ему вход в нее.
— Зачем вы закрываете дверь? — спросил он грубо.
— Во-первых, потому, что девушки, порученные моим заботам,
лежат в постели, а во-вторых, этот допрос может их встревожить, —
отвечал солдат. — Садитесь на скамейку, господин бургомистр, и
расспрашивайте меня здесь… Я думаю, ведь вам все равно, где это
делать.
— А по какому праву вы указываете место, где вас допрашивать?
— спросил судья недовольным тоном.
— О, я не указываю ничего, господин бургомистр! — поторопился
сказать солдат, боясь дурно настроить судью. — Только девочки уже
в постели, и без того напуганные… Вы докажете доброту своего
сердца, если допросите меня здесь…
— Гм, гм! Здесь! — проворчал судья в сердцах. — Стоило будить
меня среди ночи… Нечего сказать, приятное дельце!.. Ну, ладно, я
допрошу вас здесь… — Затем, обратившись к хозяину, он прибавил: —
Поставьте фонарь на скамейку и можете идти.
Хозяин повиновался довольно неохотно: ему не меньше, чем
слугам, хотелось присутствовать при допросе.
Ветеран остался с судьей наедине.
13. СУД
Достойнейший бургомистр Мокерна, укутанный в плащ и с
суконной фуражкой на голове, грузно опустился на скамью. Это был
толстяк лет шестидесяти с надутой и хмурой физиономией. Красными
толстыми кулаками он поминутно потирал опухшие от сна и
покрасневшие от внезапного пробуждения глаза.