Иногда
я подмечал между отцом и сыном обмен какими-то странными
взглядами… Несмотря на нашу взаимную привязанность, я понял, что
они от меня скрывают какую-то грустную семейную тайну. Насколько я
мог понять из немногих слов, печально оброненных тем и другим,
дело шло о каком-то странном событии, которому их мечтательное и
возбужденное воображение придало сверхъестественный смысл.
Впрочем, ты знаешь, дорогая подруга, что мы сами потеряли
право смеяться над чужим легковерием. Я, после случая при
Ватерлоо, объяснить которое до сих пор ничем не могу…»
— Это о человеке, бросившемся между жерлом пушки и генералом,
— пояснил Дагобер.
«…А ты, — продолжала чтение Роза, — ты, моя дорогая Ева, —
после посещения этой прекрасной молодой женщины, которая, как
оказалось из рассказов твоей матери, являлась и твоей бабушке
сорок лет тому назад».
Сироты с удивлением взглянули на солдата.
— Я ничего подобного не слыхал ни от вашей матери, ни от
генерала… Это меня не меньше вашего поражает, дети.
Роза продолжала все с увеличивающимся волнением и
любопытством:
«Да, и наконец, дорогая Ева, иногда самые странные на первый
взгляд вещи объясняются случаем, или сходством, или игрой природы.
Ведь чудесное очень часто является или следствием оптического
обмана, или игрой воображения, и приходит время, когда все, что
казалось в нем сверхъестественным и сверхчеловеческим, объясняется
очень просто и самым естественным образом. Не сомневаюсь, что и
наши _чудеса_ объяснятся когда-нибудь очень по-земному».
— Видите, дети, сперва-то покажется чудом, а потом выходит…
самая простая штука… А сперва и не понять ничего…
— Раз это говорит наш отец, мы должны этому верить и не
удивляться ничему. Не правда ли, сестрица?
— Конечно… раз все это в один прекрасный день должно найти
свое объяснение.
— А и в самом деле, подумайте-ка, — сказал Дагобер после
минутного молчания, — представьте себе, что кто-нибудь не знал бы,
wrn вас двое и что вы так необыкновенно похожи друг на друга, так
похожи, что и самый близкий человек вас не сразу различит… Ну, так
подумайте, не представилась ли бы ему всякая… чертовщина по поводу
таких двух маленьких ангелочков, как вы?
— Ты прав, Дагобер. Так можно объяснить многое, как говорит и
наш отец.
Чтение продолжалось:
«Впрочем, моя милая Ева, я отчасти горжусь тем, что в жилах
Джальмы течет и французская кровь. Отец его был женат на
француженке, родители которой давно уже переселились в Батавию, на
остров Яву. Это сходство в положении, — так как и ты ведь родом
француженка и твои родители тоже жили на чужой земле, — кажется,
ещё больше увеличило мою симпатию к старику. Но, к несчастью, он
давно уже потерял дорогую жену, которую боготворил.
Послушай, Ева, моя дорогая возлюбленная, знаешь, моя рука
задрожала, когда я писал эти слова… Я знаю… это слабость… я
безумец… но, увы, мое сердце невольно сжимается и готово
разорваться… Господи! если меня постигнет подобное несчастье… А
наш ребенок… что будет с ним в этой варварской стране?.. что
станется с ним без тебя… без меня? Нет, нет!.. Это безумный,
необоснованный страх!.