— Сестра, — сказала Роза, когда Франсуаза вышла из комнаты, —
бедная жена Дагобера о чем-то очень тревожится. Заметила ты, как
nm` волновалась всю ночь… как плакала, как молилась?
— Ее горе меня тронуло, сестра, как и тебя; я все думала, чем
оно вызвано…
— Знаешь, чего я боюсь?.. Мне думается, не мы ли причина её
тревоги?
— Отчего? Неужели потому, что мы не знаем молитв и не знаем,
были ли крещены?
— В самом деле, это, похоже, доставило ей большое огорчение.
Я была этим очень тронута, так как это доказывает, что она нежно
любит нас… Но я не поняла, почему мы подвергаемся, по её словам,
ужасным опасностям…
— Я тоже не поняла, сестра; мы, кажется, всегда стараемся
делать все так, чтобы угодить нашей матери, которая нас видит и
слышит…
— Мы стараемся платить любовью за любовь, мы ни к кому не
питаем злобы… мы всему покоряемся без ропота… В чем же можно нас
упрекнуть?
— Ни в чем… Но, видишь, сестра, мы, может быть, делаем зло
невольно.
— Мы?
— Ну да!.. Поэтому я тебе и сказала: я боюсь, что мы —
предмет тревоги для жены Дагобера.
— Да как же это?..
— Послушай, сестрица… Вчера Франсуаза хотела шить мешки из
этого толстого холста, что на столе…
— Да… а через полчаса она с грустью сказала нам, что не может
продолжать работу, что глаза отказываются ей служить, что она
слепнет…
— Так что она не может больше трудом зарабатывать себе на
пропитание…
— Нет. Ее кормит сын, господин Агриколь… У него такое хорошее
лицо, он такой добрый, веселый, открытый, и, кажется, он так
доволен, что может заботиться о матери!.. Поистине это достойный
брат нашему ангелу Габриелю!
— Ты сейчас поймешь, почему я об этом заговорила… Наш старый
друг Дагобер сказал нам, что денег у него почти ничего не
осталось…
— Это правда.
— Он так же, как и его жена, не в состоянии заработать на
жизнь; бедный старый солдат, что он может делать?
— Ты права… Он может только любить нас и ходить за нами, как
за своими детьми.
— Значит, поддерживать его должен опять-таки господин
Агриколь, потому что Габриель, бедный священник, у которого ничего
нет, ничем не может помочь людям, его воспитавшим… Таким образом,
Агриколь вынужден один кормить всю семью…
— Конечно… Дело идет о его матери, о его отце… это его долг,
и он им нисколько не тяготится!
— Это-то так… Но мы… Относительно нас у него нет никаких
обязательств…
— Что ты говоришь, Бланш?
— А то, что если у нас нет ничего, то он должен будет
работать и на нас…
— Это верно! Я и не подумала об этом!
— Видишь, сестра… Положим, что наш отец — герцог и маршал,
как говорит Дагобер… Положим, что с нашей медалью связаны великие
надежды, но пока отца с нами нет, пока наши надежды ещё не
осуществились, — мы все ещё только бедные сироты, обременяющие
этих славных людей, которым мы уже стольким обязаны и которые
находятся в такой большой нужде, что…
— Отчего ты замолчала, сестра?
— Видишь ли, то, что я тебе сейчас скажу, может иного
рассмешить.