— Итак, это правда! — продолжала княгиня. — Признаюсь, я
думала, что вы ничем меня больше не удивите… но такое поведение
мне казалось невозможным… и если бы не ваше дерзкое признание, я
никогда бы этому не поверила…
— Лгать мне всегда казалось большей дерзостью, чем сказать
правду.
— Но откуда же вы возвращались, мадемуазель, где вы были?
— Я никогда не лгу, — прервала княгиню молодая девушка — но я
никогда не скажу того, чего не хочу сказать. Оправдываться, когда
предъявляют столь гнусные обвинения, по-моему, низость. Оставим же
этот разговор: ничто не заставит меня изменить моему слову.
Перейдем к другому. Вы хотите учредить надо мной унизительную
опеку, а я хочу жить по-своему, Увидим, кто уступит: вы или я.
Затем я должна вам напомнить, что дом этот принадлежит мне. Раз я
из него ухожу, то мне все равно, останетесь вы в нем или нет Но
что касается нижнего этажа, тех двух апартаментов, которые там
находятся, кроме приемных комнат, ими я распорядилась: они мне
нужны на определенное время.
— Вот как! — заметила княгиня с иронией, изумленно глядя в то
же время на аббата. — Могу я узнать, для кого эти помещения вам
нужны?
— Для моих трех родственников.
— Что это значит? — с возрастающим изумлением спрашивала
госпожа де Сен-Дизье.
— Это значит, что я хочу предложить гостеприимство одному
молодому индийскому принцу, родственнику мне по матери, который
приедет сюда дня через два или три. К этому времени помещение
должно быть готово.
— Слышите, господа? — обратился к доктору и барону аббат с
хорошо разыгранным изумлением.
— Это превосходит все ожидания! — сказал барон.
— Побуждения, как всегда, самые великодушные… Но увы!
безумная головка!.. — с прискорбием проговорил доктор.
— Превосходно! — заметила княгиня. — Я не могу, конечно, вам
помешать высказывать самые сумасбродные желания!.. Вы, вероятно,
на этом ещё не остановитесь?
— Нет, мадемуазель! Я узнала, что ещё две мои родственницы с
материнской стороны, дочери маршала Симона, две сиротки, лет
пятнадцати или шестнадцати, приехали вчера в Париж после долгого
путешествия и остановились у жены одного честного солдата, который
привез их сюда, во Францию, прямо из Сибири…
При этих словах Адриенны д'Эгриньи и княгиня вздрогнули и
обменялись взглядом, полным ужаса. Для них было громовым ударом
известие, что Адриенна знала о прибытии в Париж дочерей маршала
Симона: ничего подобного они не ожидали.
— Конечно, вы очень удивлены, что мне все это так хорошо
известно, — сказала Адриенна, — но я надеюсь вас ещё сильнее
удивить! Впрочем, не будем больше говорить о дочерях маршала
Симона. Вы, конечно, понимаете, княгиня, что их невозможно
оставить у тех великодушных людей, которые их временно приютили.
Хотя это — прекрасная, трудолюбивая семья, но им место все-таки не
там… Итак, я сегодня же привезу их сюда и помещу в доме вместе с
женой солдата, которая будет им прекрасной няней.
Д'Эгриньи взглянул при этих словах на барона, и последний
воскликнул:
— Определенно, она помешалась!
Адриенна прибавила, не обращая внимания на возглас Трипо:
— Маршал Симон ожидается в Париже с минуты на минуту.