Вы,
конечно, поймете, княгиня, что мне будет приятно доказать ему, что
его дочери нашли у меня достойный прием. Я завтра же приглашу
модисток, портных, чтобы позаботиться об их туалете; надо, чтобы
они ни в чем не нуждались. Мне хочется, чтобы отец увидел дочерей
во всей их красоте; говорят, они хороши, как ангелы… Ну, а я,
простая смертная, хочу сделать из них подлинных купидонов!
— Ну что же… все ли вы, наконец, высказали? — гневным и
саркастическим тоном промолвила княгиня, в то время как д'Эгриньи
старался под спокойной и холодной личиной скрыть овладевшее им
смертельное беспокойство. — Подумайте еще… нет ли у вас на примете
ещё кого-нибудь из членов этой занятной семейной колонии… Право,
даже королева не могла бы действовать более величественно…
— Вы угадали… я и хочу оказать моей семье королевский прием,
которого заслуживают сын короля и дочери маршала герцога де Линьи.
Так приятно иметь возможность соединить роскошь богатства с
роскошью сердечного гостеприимства!
— Что и говорить, это очень великодушно! — все более и более
волнуясь, говорила госпожа де Сен-Дизье. — Жаль только, что для
выполнения таких планов у вас нет золотых россыпей.
— А вот кстати насчет золотых россыпей. Я не подыщу более
удобного случая, как теперь, чтобы поговорить с вами по этому
поводу… Как ни велико мое состояние, но сравнительно с тем, какое
может достаться нашей семье, оно является ничтожным. Когда это
случится, вы, мадам, может быть, извините мне мою королевскую
расточительность, как вы это называете.
Д'Эгриньи чувствовал, что под ним колеблется почва… Дело о
медалях было настолько важно, что он скрыл его даже от доктора
Балейнье, хотя и прибегал к его услугам из-за значительности
событий; барон тоже ничего не знал, потому что княгиня тщательно
уничтожила в бумагах отца Адриенны все, что могло её навести на
след. Кроме того ужаса, который испытали сообщники, увидев, что
тайна известна мадемуазель де Кардовилль, они трепетали от страха,
что она её откроет всем. Испытывая подлинный ужас, княгиня живо
перебила речь племянницы:
— Некоторые вещи должны оставаться семейной тайной,
мадемуазель; и хотя я не знаю, на что вы тут намекаете, но все-
таки требую, чтобы вы прекратили этот разговор!
— Как это, княгиня? Почему?.. Разве мы не в своей семье?.. Я
думала так по крайней мере, когда выслушивала милые любезности,
которыми меня осыпали.
— Это совсем не то… Есть вещи, касающиеся денег, о которых
говорить совершенно излишне, если не имеешь в руках доказательств…
— Да ведь мы только и делали, что говорили об этом! Право, я
не понимаю, чему-вы удивляетесь… чем смущаетесь, наконец…
— Я не удивлена и не смущена нисколько… но… вы тут целые два
часа заставляете меня слушать такие несообразности, такие
нелепости… что мое изумление вполне понятно.
— Извините, княгиня… Вы сильно смущены… да и господин аббат
также… В связи с некоторыми имеющимися у меня подозрениями… это
наводит меня на мысли…
Помолчав немного, Адриенна прибавила:
— Да… неужели же я угадала?.. Увидим…
— Я приказываю вам замолчать! — окончательно потеряв голову,
закричала княгиня.