.
При этих словах, напомнивших ему о вещах неприятных, маркиз
покраснел и хотел ответить, но княгиня его перебила, воскликнув:
— Однако, мадемуазель, это просто немыслимо!..
— Такая дерзость…
— Извините, тетушка, я сознаюсь в своей ошибке. Забавного тут
нет ничего. Но любопытно очень… и даже, быть может, отчасти смело…
а смелость я люблю… Итак, мы можем приступить к обсуждению образа
поведения, которого я должна держаться под страхом…
Обращаясь к княгине, Адриенна прибавила:
— Под страхом чего, тетушка?
— Узнаете. Продолжайте.
— Я также сейчас при этих господах выскажу вам как можно
более точно и ясно, к какому решению я пришла… Для того чтобы оно
стало исполнимо, мне требовалось время, и я вам пока ни о чем не
говорила… Вы знаете, я никогда не говорю: я сделаю это… И говорю:
я делаю или уже сделала!
— Знаю. Эту-то преступную независимость я и решила сломить.
— Итак, я хотела сообщить вам свое решение позднее… Но не
могу себе отказать в удовольствии открыть вам свой план сегодня
же… Мне кажется, вы особенно расположены теперь его одобрить и
принять… Однако я попрошу вас говорить первой, раньше меня… Быть
может, мы пришли к совершенно одинаковому решению…
— Вот так-то лучше, — сказала княгиня, — я вижу по крайней
мере, что у вас достаточно смелости признаться в вашей неукротимой
гордости и презрении ко всякой власти. Вы говорите об отваге… у
вас её много!
— Да, я по крайней мере решилась сделать то, на что другие, к
несчастью, по слабости не осмелятся решиться. Я же осмелюсь…
Кажется, это довольно ясно и точно?..
— Очень четко, очень точно, что и говорить, — сказала
княгиня, обмениваясь с присутствующими многозначительным и
довольным взглядом, — когда позиции сторон ясны, гораздо легче
сговориться. Только я должна вас предупредить, в ваших же
интересах, что все это очень серьезно, более серьезно, чем вы
предполагаете… и что заслужить мое снисхождение вы можете только
тогда, когда вместо обычного вашего дерзкого и ироничного тона вы
будете говорить скромно и почтительно, как подобает девушке ваших
лет.
Адриенна улыбнулась, но промолчала.
Переглядывания княгини и её друзей и наступившее молчание
доказывали, что за этими предварительными, более или менее
блестящими стычками начнется серьезная битва. Мадемуазель де
Кардовилль была слишком умна и проницательна, чтобы не заметить,
что её тетка придавала огромное значение этому решительному
разговору. Одного девушка не могла понять: каким путем надеялась
княгиня добиться её повиновения. Угрозы и наказания казались ей
неправдоподобными и смешными. Но, вспомнив о мстительном характере
тетки, о её таинственной власти, об ужасных средствах мщения, к
которым она иногда прибегала, наконец, сообразив, что маркиз и
доктор, благодаря уже своему положению, никогда не согласились бы
присутствовать при таком разговоре, если дело не касалось чего-то
очень важного, и приняв все это во внимание, Адриенна
призадумалась, прежде чем начать борьбу. Впрочем, очень скоро,
может быть, потому, что она чуяла какую-то неведомую опасность,
девушка решилась, откинув всякую слабость, на упорную, отчаянную
схватку, желая во что бы то ни стало настоять на исполнении того
решения, о котором она хотела объявить своей тетке.