— В этом я виновата. Я должна была, вместо снисходительности
ко всем вашим фантазиям, дать вам почувствовать свою власть. Но
теперь наступило время, когда вы должны будете покориться. Строгое
порицание друзей вовремя открыло мне глаза… Вы обладаете
независимым, решительным и цельным характером. Нужно, чтобы он
изменился, вы слышите? И он изменится — хотите вы того или нет, в
этом я вам ручаюсь.
При этих словах, высказанных так резко в присутствии
посторонних людей, Адриенна с гордостью подняла, было, голову, но
затем сдержалась и возразила, улыбаясь:
— Вы говорите, тетушка, что я изменюсь… Что ж тут
удивительного? Случались более странные… превращения?
Княгиня закусила губы.
— Искреннее обращение никогда не бывает странным,
мадемуазель, — холодно заметил аббат, — напротив, оно заслуживает
похвалы и достойно подражания.
— Подражания?.. Ну, не всегда, — возразила Адриенна, — а если
недостатки превращаются… в пороки…
— Что хотите вы этим сказать? — воскликнула княгиня.
— Я говорю о себе, тетушка! Вы мне ставите в вину, что я
независима и решительна… Что, если я сделаюсь злой и лицемерной?..
Нет, знаете… я лучше останусь со своими маленькими недостатками… Я
к ним привыкла… и даже люблю их, как избалованные дети… Я знаю,
что имею, но не знаю, что могла бы приобрести!..
— Однако, мадемуазель Адриенна, — нравоучительно и
самодовольно заговорил барон Трипо, — вы не можете же отрицать,
что обращение…
— Я вполне уверена, что господин Трипо — знаток в обращении
всеми способами любой вещи в выгодную аферу, — сухим и
презрительным тоном оборвала его Адриенна: — но этого вопроса он
не должен касаться!
— Однако позвольте, сударыня, — возразил финансист, черпая
мужество во взгляде княгини, — вы, кажется, забываете, что я ваш
опекун… и могу…
— Действительно; и я даже не знаю, почему господин Трипо
имеет честь быть моим опекуном, — с удвоенным высокомерием
продолжала Адриенна, не глядя на барона. — Но дело здесь не в
разгадывании загадок, а я желала бы знать истинную причину этого
собрания. Что это значит, тетушка?
— Сейчас узнаете, мадемуазель, я объясню все ясно и точно.
Сейчас вы узнаете, как вы с этих пор должны себя вести; а если вы
вздумаете противиться моим требованиям, уважать и исполнять
которые вы обязаны… то я посмотрю, что мне делать…
Невозможно передать властность и резкость тона княгини,
которые должны были, конечно, вызвать бурный взрыв негодования в
молодой, самостоятельной девушке. Однако Адриенна, может быть,
наперекор ожиданиям тетки, сдержалась и, вместо того чтобы
ответить резкостью, пристально на неё взглянула и промолвила,
улыбаясь:
— Да это настоящее объявление войны! Право, становится даже
забавно…
— Тут дело не в объявлении войны, — грубо заметил аббат,
задетый тоном и словами мадемуазель де Кардовилль.
— Ай-ай-ай, господин аббат, — возразила Адриенна, — для
бывшего военного вы слишком строго относитесь к шутке… А ведь вы
войне обязаны многим… Благодаря ей вам удалось командовать
французским полком после того, как вы так долго воевали с Францией
в рядах её врагов… конечно, с целью изучить их слабые стороны!.