. Еще раз
повторяю: не правда ли, что эта таинственная власть,
простирающаяся от колыбели до могилы, от смиренного очага рабочего
до трона, от трона до священного престола наместника Христа, может
зажечь и удовлетворить самое неограниченное честолюбие?.. Какая
карьера в мире могла бы мне доставить столь безграничное
наслаждение? И какое глубокое презрение должен я теперь питать к
блестящей, легкомысленной жизни прошлых лет, которая доставляла
нам так много завистников, Эрминия! Помните? — прибавил д'Эгриньи
с горькой улыбкой.
— Вы совершенно правы, Фредерик! — с живостью подхватила
княгиня. — С каким презрением смотрим мы теперь на прошлое!.. Мне
так же, как и вам, часто приходит на ум сравнение настоящего с
прошлым, и как я довольна тогда, что последовала вашим советам! Не
будь этого, я теперь должна была бы играть жалкую и смешную роль
отцветающей красавицы, вспоминающей о прежнем поклонении и
обожании! Что мне оставалось бы делать? Употреблять всевозможные
средства, чтобы удержать вокруг себя неблагодарное, эгоистическое
общество, грубых мужчин, для которых женщина интересна, только
пока она красива и льстит их тщеславию. Или я должна была бы
задавать балы и праздники, чтобы другие веселились… чтобы мои залы
наполнялись равнодушной толпой или служили местом свидания
влюбленным парочкам, являющимся к вам не ради вас, а чтобы быть
вместе… Право, нелепое удовольствие — давать приют этой цветущей
юности, пылкой, смеющейся, влюбленной, которая на весь окружающий
блеск и роскошь смотрит только как на обязательную рамку для её
веселья и дерзкого счастья!
В словах княгини звучало так много злобы, на лине отразилась
такая ненависть и зависть, что вид её невольно отразил страшную
горечь и сожаление о прошлом.
— Нет, — продолжала она, — благодаря вам, Фредерик, я
навсегда порвала, одержав последнюю блистательную победу, с этим
светом, для которого была так долго предметом обожания, где я
царила, прежде чем он успел меня бросить… Я только переменила свое
царство… Вместо светских, суетных людей, над которыми я
властвовала только потому, что была легкомысленнее их, меня
окружают люди могущественные, знатные, высокопоставленные, подчас
правящие государством; я предалась им всей душой, и они платят мне
тем же. И только теперь достигла я того, к чему всегда стремилась:
я могу участвовать и влиять на все главнейшие житейские сферы; мне
известны важнейшие тайны, в моих руках возможность наказывать и
мстить врагам, награждать друзей!
— Словом, Эрминия, вы высказали то, что и дает нам силу,
привлекая к нам прозелитов… _Мы даем полную возможность
удовлетворить и ненависть и симпатию. Ценой пассивного повиновения
властям ордена покупается право на таинственную власть над
остальным миром_. Есть много безумных слепых людей, воображающих,
что мы побеждены окончательно, потому что для нас настали тяжелые
дни… — с презрением заметил д'Эгриньи, — как будто мы не созданы
для борьбы, как будто в борьбе мы не черпаем новые силы, не
обретаем энергию… Правда, теперь времена плохие… но скоро настанут
hm{e, лучшие времена… И скоро, скоро, как вам известно, наступит
13 февраля, и в наших руках будет могучее средство для
восстановления нашей поколебавшейся на время власти…
— Вы говорите о медалях?
— Конечно. Я потому так и торопился с возвращением, чтобы
присутствовать при этом важном для нас событии.