По этому поводу вот один _исторический_ факт, который мог бы
пополнить сокровищницу горькой и мстительной иронии Мольера и
Паскаля.
Это случилось в последний год Реставрации. Один
высокопоставленный сановник, человек твердого и независимого
характера, _не исполнил обрядов_, т.е. не говел и не причащался.
Такое поведение чиновника, занимающего высокое положение, могло
явиться печальным примером; поэтому к нему отправили аббата
маркиза д'Эгриньи. Зная возвышенный и благородный характер
знатного упрямца, аббат понял, что главное — добиться только того,
чтобы он согласился _исполнить обряд_ каким бы то ни было
способом, так как _эффект_ все равно был бы впечатляющим.
Как умный человек, он не убеждал своего собеседника в
правильности догматов, ни даже в истинах религии, а говорил только
о соблюдении приличий и о том, что подобный спасительный пример
произведет впечатление на публику.
— Господин аббат, я более, чем вы, уважаю религию, — отвечал
сановник, — и счел бы за постыдное шарлатанство исполнять обряды,
в которые не верую!
— Ну, полноте, полноте, несговорчивый человек, хмурый
Альцест, — тонко улыбаясь, заметил аббат. — Мы постараемся
пощадить совестливость и согласовать с ней те выгоды, какие вам
принесет то, что вы последуете моему совету. Мы дадим вам
_неосвященную облатку_: нам ведь все равно; главное, чтобы
видимость была соблюдена.
Предложение аббата было отвергнуто с негодованием, но
сановник потерял место.
Впрочем, не с ним одним это случилось. Все те, кто решался на
борьбу с госпожой де Сен-Дизье и её друзьями, все платились за это
дорогой ценой! Рано или поздно, прямо или косвенно, но на них
начинали сыпаться градом жестокие, непоправимые удары: одних они
поражали в самых дорогих привязанностях, других — в кредите; у
одних задевали честь, других лишали мест и средств к
существованию. И борьба велась медленно, тихо, с ужасающей
размеренностью и выдержкой, таинственно подрывая репутацию,
состояние, самое прочное положение, доводя, наконец, до полного,
окончательного упадка и катастрофы, поражавших ужасом и изумлением
всех окружающих.
Легко понять, что во время Реставрации княгиня приобрела
сильнейшее влияние и сделалась весьма опасной женщиной. Но она
сумела _примкнуть_ и к Июльской революции. И несмотря на то, что
она сохранила и семейные и общественные связи с людьми,
оставшимися верными павшей монархии, говорили, что княгиня сумела
сохранить влияние и власть.
Надо прибавить еще, что после смерти князя де Сен-Дизье,
умершего бездетным, все его состояние досталось младшему брату,
отцу Адриенны де Кардовилль. После его смерти, полтора года тому
назад, единственной наследницей и представительницей этой ветви
семейства Реннепонов осталась его дочь.
Княгиня де Сен-Дизье ожидала племянницу в довольно большой
комнате, обитой темно-зеленой парчой, с черной резной мебелью, в
числе которой находился такой же книжный шкаф с книгами
религиозного содержания. Несколько картин из священной истории и
громадное распятие слоновой кости на черном бархатном фоне
довершали мрачный и строгий вид комнаты.
Госпожа де Сен-Дизье сидела за большим письменным столом и
запечатывала многочисленные письма, так как она вела обширнейшую и
разнообразнейшую переписку. Княгине исполнилось сорок пять лет;
она была ещё очень красива. Конечно, с годами её некогда изящная
талия изменилась, но черное платье с высоким воротником все ещё
выгодно её обрисовывало.