— Я тоже, конечно!
И так далее, и так далее…
Свет так устроен, что иногда довольно таких мелочей, чтобы
навсегда погубить репутацию человека, особенно если прежние его
удачи породили завистников. С человеком, о котором мы говорим,
случилось именно так. Несчастный, чувствуя, как все вокруг него
пустеет, как колеблется почва под ногами, метался из стороны в
сторону, стараясь найти неведомого врага, наносящего ему
неотразимые удары. Ему и в голову не приходило заподозрить
княгиню, с которой он даже ни разу не видался со времени их
романа. Решившись наконец во что бы то ни стало узнать причину
общего отчуждения и презрения, он обратился к одному из прежних
друзей. Друг ответил уклончиво и довольно презрительно; молодой
человек вспылил и вызвал его на дуэль. Противник ответил:
— Найдите себе двух свидетелей из числа наших общих знакомых
— тогда я буду драться с вами.
Несчастный не нашел ни одного!
Дойдя до полного отчаяния, не понимая причины всего
происходившего, страдая за погибшую из-за него любимую женщину,
он, в минуту горя, гнева и безумного отчаяния, покончил с собой…
В день его смерти госпожа де Сен-Дизье набожно заметила, что
такая постыдная жизнь и должна была так кончиться; что человек,
долго попиравший все божеские и человеческие законы, обязательно
должен был кончить новым преступлением… самоубийством! И друзья
княгини повторяли и разносили всюду эти слова с видом лицемерной,
смиренной веры в них.
Этого мало. Рядом с наказаниями раздавались и награды.
Наблюдательные люди замечали, что лица, пользовавшиеся
покровительством княгини, необыкновенно быстро достигали почестей
и отличий. _Добродетельные_ молодые люди и усердные посетители
проповедей получали в жены богатых сироток, которых держали для
них про запас в Сакре-Кер. Несчастные девушки слишком поздно
убеждались в качествах супруга-ханжи, выбранного для них барынями-
ханжами, и горькой скорбью искупали обманчивую честь быть
принятыми в мир лгунов и лицемеров, где они чувствовали себя
чужими и беззащитными, причем им грозила немедленная кара, если
они осмеливались оплакивать союз, который им навязали.
В салоне же княгини раздавались места префектов, полковников,
сборщиков податей, выбирались депутаты, академики, епископы и пэры
Франции, причем взамен оказанной им помощи они обязывались хранить
вид крайнего благочестия, внешне соблюдать пост и поклясться
участвовать в вечной жестокой борьбе со всем, что отдавало
безбожием и революционностью. Главное требование заключалось,
впрочем, в том, что они должны были вести тайную переписку с
аббатом д'Эгриньи, причем он сам _выбирал различные темы для
бесед_, что, конечно, было даже очень приятно, так как аббат
славился как самый светский, милый, умный, а главное — покладистый
человек в мире.
По этому поводу вот один _исторический_ факт, который мог бы
пополнить сокровищницу горькой и мстительной иронии Мольера и
Паскаля.
Это случилось в последний год Реставрации. Один
высокопоставленный сановник, человек твердого и независимого
характера, _не исполнил обрядов_, т.е. не говел и не причащался.
Такое поведение чиновника, занимающего высокое положение, могло
явиться печальным примером; поэтому к нему отправили аббата
маркиза д'Эгриньи. Зная возвышенный и благородный характер
знатного упрямца, аббат понял, что главное — добиться только того,
чтобы он согласился _исполнить обряд_ каким бы то ни было
способом, так как _эффект_ все равно был бы впечатляющим.