— Я в полной зависимости от
господина Родена, поместившего меня сюда…
— Так нечего и вздыхать!
— Невольно совесть начинает мучить… Барышня так добра, так
доверчива!..
— Словом, она совершенство! Но вас сюда вызвали не для того,
чтоб воспевать ей хвалы!.. Что было дальше?
— Затем явился рабочий, который нашел вчера и принес
Резвушку; он желал говорить с барышней.
— И он все ещё у нее?
— Мне неизвестно, он пришел, когда я уходила с письмом…
— Узнайте, зачем приходил этот рабочий к вашей госпоже… и
постарайтесь сегодня же как-нибудь вырваться сюда, чтобы мне об
этом доложить.
— Хорошо, мадам.
— А что, ваша барышня очень озабочена, испугана, встревожена
ожиданием свидания с княгиней? Ведь не трудно понять, что у неё на
уме!
— Она была весела по обыкновению и даже шутила по этому
поводу.
— Шутила?.. Смеется тот, кто смеется последний, — сказала
дуэнья и прибавила сквозь зубы, так что Флорина не могла её
слышать: — Несмотря на свой дьявольский характер и отчаянную
смелость, она затрепетала бы от ужаса… умоляла бы о пощаде… если
бы знала, что её ждет сегодня. — Затем, обращаясь к Флорине, она
продолжала: — Ну, теперь идите домой… и постарайтесь отделаться от
ваших… угрызений! Право, они могут сыграть с вами прескверную
шутку… не забывайте этого.
— Я не могу забыть, что я больше над собой не властна, мадам!
— Ну, то-то!.. До свиданья.
Флорина пошла через парк в павильон, а госпожа Гривуа
nrop`bhk`q| к княгине Сен-Дизье.
4. ИЕЗУИТКА
Пока предыдущие сцены происходили в павильоне мадемуазель де
Кардовилль, в большом доме княгини Сен-Дизье совершались другие
события.
Роскошь и изящество первого жилища составляли разительный
контраст с мрачным убранством особняка княгини. Она занимала в нем
только второй этаж, так как первый предназначался для балов, а
княгиня давно уже отказалась от суетных светских удовольствий.
Особенная важность слуг, пожилых и одетых исключительно во все
черное, глубокая тишина, господствовавшая в её жилище, где слова
произносились только шепотом, почти монастырский характер всего
дома придавали всему окружающему особо печальный и суровый
отпечаток.
Один светский человек, обладавший редкой независимостью
характера, соединенной с большим мужеством, искренно признался
однажды, говоря о княгине Сен-Дизье (которой Адриенна
_собиралась_, как она говорила, задать _генеральное сражение_):
«Для того чтобы не приобрести в госпоже Сен-Дизье врага, я,
человек не пошлый и не низкий, сделал в первый раз в жизни
пошлость и низость!»
Но госпожа Сен-Дизье не сразу достигла столь важного
_положения_.
Необходимо сказать несколько слов, чтобы осветить со всех
сторон различные периоды в жизни этой женщины, опасной и
неумолимой по натуре и связь которой с орденом иезуитов придала ей
страшное и таинственное могущество. Если есть что-нибудь ужаснее
иезуита, то это именно иезуитка, а между тем, посещая известное
общество, можно весьма легко убедиться, что подобных членов в
«светском платье» (*14) у иезуитов немало.