Блеск кожи цвета, встречающегося
rnk|jn у рыжих, усиливался темным пурпуром губ, розовых,
прозрачных ушей и расширенных ноздрей нежного розоватого оттенка,
так же, как и блестящие, точно отполированные ногти. Словом,
везде, где её чистая, живая и горячая кровь могла окрасить кожу,
чувствовались молодость и здоровье.
Глаза Адриенны, большие, бархатисто-черные, то сверкали умом
и лукавством, то, полуприкрытые бахромой длинных черных ресниц,
томно мерцали. По странной игре природы при рыжих волосах ресницы
и резко очерченные тонкие брови Адриенны были совершенно черного
цвета. Лоб молодой девушки поднимался над совершенным овалом лица,
как у античных статуй. Нос был изящной формы, с небольшой
горбинкой, эмаль зубов сверкала, а румяный, приятно чувственный
рот, казалось, был создан для сладких поцелуев, веселых улыбок и
наслаждений изысканнейшими лакомствами. Наконец, нельзя было
представить ничего изящнее гордой и свободной постановки головы
благодаря большому расстоянию, отделявшему шею и ухо от широких
плеч с ямками.
Мы уже говорили, что Адриенна была рыжая, но это был рыжий
цвет волос женщин с портретов Тициана и Леонардо да Винчи.
Расплавленное золото не могло так сверкать и переливаться, как
шелковисто-тонкие и мягкие кудри, такие длинные-длинные, что,
когда Адриенна стояла, они касались земли, и она свободно могла в
них завернуться с головы до ног как Венера-Афродита.
В данный момент эти волосы были особенно хороши. Жоржетта, с
обнаженными руками стоя позади хозяйки, с трудом могла собрать в
своей маленькой белой руке эту восхитительную массу волос, яркий
цвет которых усиливал солнечней свет.
Когда хорошенькая камеристка погрузила гребень из слоновой
кости в золотистые волны огромной шелковистой копны, оттуда словно
брызнули тысячи огненных искр. Свет солнца также бросал розовые
отблески на гроздья многочисленных и легких локонов, которые
падали с висков Адриенны вдоль щек, лаская белоснежную грудь и
следуя её очаровательным линиям.
В то время как Жоржетта причесывала её роскошные косы, Геба,
встав на одно колено и поставив на другое миниатюрную ножку
мадемуазель де Кардовилль, надевала маленький атласный башмачок и
завязывала ленты на ажурном шелковом чулке, сквозь который
просвечивала розоватая белизна кожи на тонкой и нежной щиколотке.
Флорина, стоя несколько позади, подавала в золоченом ящике
душистый крем, которым Адриенна слегка натирала свои ослепительные
руки с тонкими пальцами, точно окрашенными кармином.
Не следует забывать и о Резвушке. Она сидела на коленях своей
хозяйки и, широко раскрыв глаза, казалось, внимательно следила за
различными фазами туалета Адриенны.
Раздался серебристый звон колокольчика с улицы. Флорина вышла
по знаку своей госпожи и вскоре вернулась с маленьким серебряным
подносом, на котором лежало письмо.
Пока служанки занимались её туалетом, Адриенна принялась за
чтение. Письмо было от её управляющего из поместья Кардовилль. В
нем заключалось следующее:
«Милостивая госпожа!
Зная вашу доброту и великодушие, я смело решаюсь обратиться к
вам. В течение двадцати лет я верой и правдой служил вашему
батюшке, полагаю, что могу вам об этом напомнить…
Теперь замок Кардовилль продан, и мы с женой остаемся без
всякого пристанища и без куска хлеба… А это так тяжело, милостивая
государыня, в наши преклонные годы…»
— Бедняги! — сказала Адриенна, прерывая чтение.