Раньше чем кузнец мог ответить, Горбунья, более
проницательная, воскликнула громко:
— Агриколь… что случилось? Отчего ты так бледен?
— Матушка, — сказал молодой рабочий взволнованным голосом,
бросившись к матери и не ответив Горбунье, — матушка, случилось
нечто, что вас очень поразит… Обещайте мне, что вы будете
благоразумны…
— Что ты хочешь сказать? Как ты дрожишь! Посмотри-ка на меня!
Горбунья права… ты страшно бледен!
Агриколь встал на колени перед матерью и, сжимая её руки,
говорил:
— Милая матушка… надо… вы не знаете… однако…
Кузнец не мог кончить фразы, голос его прервался от
нахлынувших радостных слез.
— Ты плачешь, сын мой?.. Боже… но что случилось?.. Ты меня
пугаешь!..
— Не пугайся… напротив… — говорил Агриколь, вытирая глаза, —
это большое счастье… но прошу тебя ещё раз: постарайся быть
благоразумной… Слишком большая радость может быть так же гибельна,
как и горе!..
— Ну! говори же!
— Я же предсказывал, что он вернется!
— Твой отец!!! — вскрикнула Франсуаза.
Она вскочила со стула. Но радость и изумление были настолько
сильны, что бедная женщина схватилась за сердце, как бы стараясь
сдержать его биение, и зашаталась.
Сын подхватил её и посадил в кресло. Горбунья, отошедшая из
скромности в сторону во время этой сцены, поглотившей все внимание
матери и сына, робко подошла к ним, видя, что помощь будет
нелишней, так как лицо Франсуазы все более и более изменялось.
— Ну, мужайся, матушка, — продолжал кузнец. — Удар уже
нанесен, теперь остается насладиться радостью свидания с батюшкой.
— Бедный Бодуэн… после восемнадцати лет разлуки! — говорила
Tp`mqs`g`, заливаясь слезами. — Да правда ли это, правда ли, Бог
мой?
— Настолько правда, что если вы мне обещаете не волноваться
больше, то я могу вам сказать, когда вы его увидите.
— Неужели… скоро? Да?
— Да… скоро…
— Когда же он приедет?
— Его можно ждать с минуты на минуту… завтра… сегодня, быть
может…
— Сегодня?
— Да, матушка… Надо вам сказать все… Он возвратился… он
здесь!..
— Он здесь… здесь…
Франсуаза не могла окончить фразы от волнения.
— Сейчас он внизу… он послал за мной красильщика, чтобы я мог
тебя подготовить… он боялся, добряк, поразить тебя неожиданной
радостью…
— О, Боже!
— А теперь, — воскликнул кузнец, со взрывом неописуемого
восторга, — он здесь, он ждет! Ах, матушка… я не могу больше… Мне
кажется, в эти последние десять минут у меня сердце выскочит из
груди.
И, бросившись к двери, он её распахнул. На пороге стоял
Дагобер: он держал за руки Розу и Бланш.
Вместо того чтобы броситься в объятия мужа, Франсуаза упала
на колени и начала молиться.