— А теперь, матушка, — продолжал со смехом молодой кузнец, не
замечая грустного волнения Горбуньи, — вы изволили скушать раньше
супа пирожное, что касается рассказов, я вам сообщил одну из
причин моего замедления… а вот и другая… Сейчас, войдя в дом, я
внизу на лестнице встретился с красильщиком; рука у него была
окрашена в превосходный зеленый цвет; он меня остановил и объявил
q испуганным видом, что заметил бродившего около нашего дома
какого-то довольно хорошо одетого господина, который, казалось, за
кем-то подсматривал… «Ну, так что же нам-то до этого, папаша
Лорио? — сказал я ему. — Уж не боитесь ли вы, что у нас украдут
секрет прекрасной зеленой краски, в которой у вас рука по локоть
точно в перчатку затянута?»
— А что это в самом деле за человек, Агриколь? — сказала
Франсуаза.
— Да, право, матушка, не знаю, да и не хочу знать: я
посоветовал папаше Лорио, который болтлив, как сойка, вернуться к
своему чану, потому что ему так же безразлично, как и мне, шпионит
кто за нами или нет…
Говоря это, Агриколь положил маленький кожаный кошелек с
деньгами в средний ящик шкафа.
В то время пока Франсуаза ставила на угол стола котелок с
кушаньем, Горбунья, выйдя из задумчивости, налила воды в таз и,
подав его молодому кузнецу, сказала нежным и робким голосом:
— Это для рук, Агриколь!
— Спасибо, крошка… Ну, и милая же ты девушка!.. — И затем
совершенно просто и непринужденно Агриколь прибавил: — На тебе за
труды этот красивый цветок…
— Ты отдаешь его мне! — воскликнула изменившимся голосом
девушка, между тем как яркая краска залила её бледное и
привлекательное лицо. — Ты отдаешь его мне… этот прелестный
цветок… цветок, подаренный такой красивой, богатой, доброй и
ласковой барышней?! — и бедная Горбунья повторяла все с
увеличивающимся изумлением: — И ты мне его отдаешь!
— А на кой черт он мне? На сердце, что ли, положить? Или
заказать из него булавку?.. — сказал со смехом Агриколь. — Я был
очень тронут, это правда, тем, как любезно отблагодарила меня эта
барышня. Я в восторге, что нашел её собачку, и очень счастлив, что
могу подарить тебе этот цветок, если он тебе нравится… Видишь,
какой сегодня удачный день!
И пока Горбунья, трепеща от счастья, волнения и удивления,
принимала цветок, молодой кузнец, продолжая разговор, мыл руки,
причем они оказались такими черными от железных опилок и угольной
копоти, что прозрачная вода превратилась в черную жидкость.
Агриколь, указав Горбунье взглядом на это превращение, шепнул ей,
улыбаясь:
— Вот и дешевые чернила для нашего брата бумагомарателя…
Вчера я окончил одно стихотворение, которое показалось мне не
совсем уж плохим; я тебе его прочту.
Говоря это, Агриколь простодушно вытер руки о свою блузу,
пока Горбунья ставила таз на комод, благоговейно укладывая на один
из его краев свой цветок.
— Разве ты не можешь попросить полотенце? — заметила
Франсуаза сыну, пожимая плечами. — Вытирать руки блузой, можно ли
так!
— Она целый день печется у пламени горна… значит, ей вовсе не
вредно освежиться вечерком!.. А! Экий я у тебя неслух, мама!..
побрани-ка меня хорошенько… если хватит храбрости!.