За двенадцать лет здоровье Франсуазы
разрушилось, силы пришли к концу; но по крайней мере оба ребенка
не чувствовали недостатка и получили то образование, какое люди из
народа могут дать своим детям. Агриколь поступил в ученье к
господину Гарди, а Габриель готовился в семинарию, благодаря
предупредительной протекции господина Родена, вступившего с 1820
года в весьма близкие сношения с духовником Франсуазы, набожность
которой всегда была слишком преувеличенной, малопросвещенной.
Женщина эта принадлежала к простым, поразительно добрым
натурам, к мученицам самопожертвования, доходящего подчас до
героизма… Наивные, святые души, разумом которых является сердце!
Единственным недостатком или, скорее, следствием этого
доверчивого простодушия было неодолимое упорство, с каким
Франсуаза считала себя обязанной слушаться духовника на протяжении
уже многих лет. Она считала его влияние самым возвышенным, самым
святым, и никакая человеческая сила, никакие доводы не могли её
переубедить. Когда возникал об этом спор, ничто не могло
поколебать превосходную женщину; молчаливое сопротивление, без
гнева и горячности, со свойственной её характеру кроткостью, было
спокойно, как совесть Франсуазы, но… так же непоколебимо.
Словом, жена Дагобера принадлежала к числу тех чистых,
невежественных и доверчивых созданий, которые, помимо воли, могут
стать ужасным орудием в руках злых и ловких людей.
Уже в течение весьма долгого времени благодаря своему
расстроенному здоровью и сильно ослабевшему зрению жена Дагобера
могла работать не больше двух-трех часов в день. Остальное время
она проводила в церкви.
Через некоторое время Франсуаза встала, освободила угол стола
от наваленных грубых серых холщовых мешков и с нежной материнской
заботливостью начала накрывать стол для сына. Вынув из шкафа
кожаный футляр, в котором находились погнутый серебряный кубок и
серебряный прибор, истертый от времени, так что ложка резала губы,
она тщательно перетерла и положила около тарелки это _серебро_,
свадебный подарок Дагобера. Это и были все драгоценности Франсуазы
как по ценности предметов, так и по связанным с ними
bnqonlhm`mhl. Много горьких слез пришлось ей пролить, когда
необходимость, вызванная болезнью или перерывом в работе,
заставляла нести в ломбард священные для неё вещицы.
Затем Франсуаза достала с нижней полки шкафа бутылку воды и
начатую бутылку вина; поставив их около прибора, она вернулась к
печке, чтобы присмотреть за ужином.
Хотя Агриколь и не очень опаздывал, лицо бедной женщины
выражало живейшее беспокойство, а покрасневшие глаза доказывали,
что она плакала. Бедная женщина после долгих, тяжелых сомнений
поняла наконец, что ослабевшее уже давно зрение скоро не позволит
ей работать даже те два-три часа в день, к чему она привыкла в
последнее время.
В молодости Франсуаза была превосходной белошвейкой, но по
мере того, как её утомленные глаза слабели, ей приходилось
заниматься все более грубым шитьем, причем, конечно,
соответственно понижался и её заработок; теперь она могла шить
только грубые армейские мешки со швом около двенадцати футов и
она, при своих нитках, получала два су за штуку. Работа была не из
легких, более трех мешков в день она сшить не могла, и её
заработок равнялся шести су. Содрогаешься от ужаса при мысли о
великом множестве несчастных женщин, истощение, лишения, возраст и
болезни которых настолько ослабили их силы и разрушили здоровье,
что работа, на которую они способны, едва может приносить им
ежедневно эту ничтожную сумму… Таким образом, заработок снижается
по мере возрастания потребностей, связанных со старостью и
болезнями…
К счастью для Франсуазы, её сын был достойной поддержкой в
старости.