— И
такой юный при этом… с лицом девушки.
— Как! — воскликнула Бланш, — наш Габриель помог и тебе?
— Габриель? — спросил Дагобер, обращаясь к священнику. — Вас
зовут Габриелем?
— Да.
— Габриель, — повторил солдат с изумлением. — И вы священник?
— прибавил он.
— Да, священник, миссионер.
— А кто вас воспитывал? — спрашивал солдат.
— Добрейшая и благороднейшая женщина, которую я почитаю за
лучшую из матерей!.. Потому что она пожалела меня, покинутого
ребенка, и воспитала, как сына!
— Это Франсуаза Бодуэн, не так ли? — сказал растроганный
солдат.
— Да! — ответил, в свою очередь, изумленный Габриель. — Но
как вы могли это узнать?
— Жена солдата? — продолжал Дагобер.
— Да… отличного человека, который из преданности к командиру
по сей день живет в изгнании… вдали от жены, от сына — моего
славного приемного брата… я горжусь, что могу называть его так!
— Мой Агриколь… моя жена!.. Когда вы их покинули?
— Как!.. вы отец Агриколя?.. Боже, я не догадывался, как ты
ко мне милостив!.. — воскликнул Габриель, молитвенно складывая
руки.
— Ну, что же с моей женой, с моим сыном? — дрожащим голосом
спрашивал Дагобер. — Давно ли вы имели о них известия? Как они
поживают?
— Судя по тем известиям, какие я имел три месяца тому назад,
bqe хорошо.
— Нет… уж слишком много радостных событий… право, слишком
много! — воскликнул Дагобер.
И ветеран, не будучи в силах продолжать дальше, упал на стул,
задыхаясь от волнения.
Только теперь Роза и Бланш вспомнили о письме их отца
относительно покинутого ребенка по имени Габриель, взятого на
воспитание женой Дагобера. Они дали теперь волю своему ребяческому
восторгу.
— Наш Габриель и твой… один и тот же Габриель… какое счастье!
— воскликнула Роза.
— Да, деточка, он и ваш, и мой; он принадлежит нам всем!
Затем, обращаясь к Габриелю, Дагобер воскликнул:
— Твою руку… ещё раз твою руку, мой храбрый мальчик… Извини
уж… я говорю тебе ты… ведь мой Агриколь тебе брат…
— Ах… как вы добры!..
— Еще чего недоставало! Ты вздумал меня благодарить… после
всего, что ты для нас сделал!
— А знает ли моя приемная мать о вашем возвращении? — спросил
Габриель, чтобы избежать похвал солдата.
— Пять месяцев назад я писал ей об этом… но я писал, что еду
один… потом я тебе объясню причины… А она все ещё живет на улице
Бриз-Миш? Ведь там родился мой Агриколь!
— Да, она живет все там же.
— Значит, мое письмо она получила. Я хотел ей написать из
тюрьмы в Лейпциге… да не удалось!
— Как из тюрьмы?.. Вы были в тюрьме?
— Да… я возвращался из Германии через Эльбу и Гамбург… Я бы и
до сих пор сидел в тюрьме в Лейпциге, если бы не одно
обстоятельство, заставившее меня поверить в существование чертей…
то есть добрых все-таки чертей…
— Что вы хотите сказать? — объясните, пожалуйста.