Без макияжа, с фиолетовыми тенями под глазами, она выглядела усталой.
— Ну, успокойся. — Она положила ладонь на его руку. — Выпей кофе. А потом примешь горячую ванну, а то ты весь посинел от холода.
Как она не понимает, что в нем происходит? Ему не нужно ни этого идиотского кофе, ни этой идиотской ванны! Ему нужно услышать от нее, что она верит в его невиновность, и вместе с ней подумать, что могло произойти с Амели. А она болтает о каком-то кофе и о каком-то холоде, как будто это сейчас так важно!
Опять зазвонил Надин мобильник, а через минуту и домашний телефон. Она вздохнула, встала и взяла трубку. Тобиас сидел, уставившись неподвижным взглядом в стол. Хотя старший легавый ему явно не поверил, участь Амели беспокоила его все же больше, чем собственная. Надя положила трубку и, подойдя сзади, обняла его за шею и поцеловала в ухо и в небритую щеку. Тобиас с трудом сдержался, чтобы не сбросить ее руки с плеч. Ему сейчас было не до нежностей. Неужели она этого не видит? Надя провела пальцем по следу, оставленному на его шее веревкой, и у него от этого побежали мурашки по телу. Только для того, чтобы прервать это прикосновение, он взял ее руку, отодвинулся вместе со стулом и усадил ее себе на колени.
— В субботу вечером мы с Йоргом и Феликсом и еще с несколькими приятелями были в гараже Йорга, — взволнованно зашептал он ей на ухо. — Мы пили сначала пиво, потом этот дурацкий «Ред Булл» с водкой. Это меня и подкосило. Когда я проснулся на следующий день, после обеда, я думал, не выживу! Жуткое похмелье и — полный провал памяти!
Ее глаза были прямо напротив его глаз. Она внимательно смотрела на него.
— Хм… — произнесла она.
Он по-своему истолковал этот ответ.
— Ты тоже мне не веришь! — с горечью произнес он и отстранился от нее. — Ты думаешь, что это я… убил Амели, как тогда Лауру и Штефани!
— Да нет, ничего я такого не думаю! Зачем тебе было ее убивать? Она же хотела тебе помочь!
— Вот именно. Я тоже этого не понимаю. — Он встал, прислонился к холодильнику и провел рукой по волосам. — Но то, что я не помню, где я был и что делал с половины десятого вечера в субботу до четырех часов дня в воскресенье, — это факт. В принципе я
— Могут! Еще как могут, — перебил ее Тобиас. — Они уже однажды смогли. И это стоило мне десяти лет жизни.
Он затянулся, глядя мимо Нади куда-то в туманную, серую мглу. Запоздавшее короткое бабье лето миновало, и ноябрь показал свое истинное лицо. Густой дождь, лившийся из низких черных туч, барабанил по огромным стеклам окон. Мост Фриденсбрюкке почти скрылся в этой мгле, виден был только его размытый силуэт.
— Это, скорее всего, сделал тот, кто знает правду… — произнес Тобиас и взялся за свою чашку.
— Ты о чем? — спросила Надя, глядя на него сбоку.
Тобиас поднял голову. Его злило, что она так спокойна и невозмутима.
— Об Амели, — ответил он и успел заметить, как дернулись ее брови. — Я уверен, что она раскопала какую-то тайну.