Тут Василий был готов. Выручило политеховское образование. Он интересно рассказывал Феде о станках, о нелегкой судьбе инженера-конструктора на 300 долларов в месяц, о своей бывшей жене, которая, гадина такая, ушла к начальнику бюро – то есть излил душу. Потом по всем правилам вербовки стал задавать вопросы, рассчитывая на ответную откровенность. Федор отвечал охотно. Про свою работу, про болезни суставов, про службу в армии. Незаметно разговор перешел на женщин, и Василий ввернул фразу, мол, красивые у вас тут в Старомойске бабы. Чтобы дальше спросить: «А как твою зовут? Любишь или просто так встречаешься, чтобы шишку попарить»?
– Бабы у нас тут огонь, – ответил Федор, – но я тебе, Вася, Катьку не отдам, хоть ты и неожиданно появившийся муж. Че смотришь? Думаешь, в Старомойске телевидения нету? Зря ты прикидывался. Какой из тебя инженер? У тебя же на лбу от силы семь классов написано.
***
– Ты, гад, мне всю жизнь испортил! – кричала Катя.
– Сама ты стерва! – отвечал Вася.
– Собрал и вещи и ушел!
– Я бы с радостью, но не могу.
И действительно не мог. Всего две недели они жили вместе, но уже не могли выносить друг друга. Им казалось, что прошло несколько лет. Но как, утверждал Эйнштейн, время относительно. А надо верить человеку, который был дважды женат.
Василия и Катерину раздражало друг в друге всё: как он долго сидит в туалете, а она – в ванной; как он быстро ест, и крошки летят на стол, а она, размешивая сахар в чашке, громко стучит ложечкой, и этот звук просто бесит; как ему приготовишь что-то вкусное, а он, сволочь такая, не замечает и тупо жрет, а она час разговаривает с подружкой по телефону, говорит глупости и тупо ржет.
Разных «как», отравляющих совместное существование было много. В обычных семьях такие вещи сглаживаются сексом, но тут сами понимаете…
А еще была ревность. Ну, у Василия к Федору понятно – кто он вообще такой, хам необразованный?! Но и Катя стала сцены устраивать.
– Опять сегодня поздно с работы придешь?
– Ну да, договорились с ребятами в баре посидеть. Надо налаживать отношения с коллективом.
– Знаю я твой коллектив! К учетчице Машке попрешься.
– Да нет у меня ничего с Машей.
– С «Машей», – протянула Катерина, – скажи еще «Машенькой». Как нежно ты ее называешь! Давно это у вас?
Ничего у Василия с Машей не было. Но могло быть. Вася просто не успел. И сказал о супруге:
– Послушай, Кать. Мы не настоящие муж и жена – это раз. Ты сама бегаешь к своему Федьке – это два. Мы с тобой не живем – три. Так почему ты предъявляешь ко мне какие-то претензии? Я тебя не понимаю.
Катерина и сама себя не понимала. И когда Василий предложил выбрать один из вариантов: либо мы оба гуляем, либо никто – предпочла второй. Чтобы по-честному: никому так никому!
Еще одним яблоком раздора были дети. Точнее, это были сразу два яблока. Не воспринимали они Василия как отца, сравнивая с предыдущим «папой». Вася был нудный. Да, он помогал детям по математике и английскому. И что? Не умел он с детьми правильно общаться. Вот предыдущий, хоть выпивал и во хмелю был буйный, но многому интересному научил: с помощью лупы в солнечный день выжечь на скамейке матерное слово; сделать из двух спичечных коробков и нитки переговорное устройство; бросить карбид в воду и посмотреть, что будет. Но особо он покорил детей, когда пукнул на огонь. Ну есть же с кого брать пример!
Не слушались дети Василия. Он Пете: «Чтобы в десять был дома!». А тот ему: «А кто вы такой, чтобы мне приказывать?!» Он Лене: «Хватит сидеть в своей мобилке, глаза испортишь», а она: «Сколько хочу, столько и сижу!», а потом тихо, но чтобы Вася услышал: «Лучше бы мама за Федьку вышла».
Но однажды произошло следующее. У Пети пацаны постарше отжали мобильный телефон. Тот самый, который подарил Василий. И отец пошел с пацанвой разбираться.
«Припугну, и отдадут» – думал Василий.
Но пацанвы оказалось много – человек семь. Лет им было по 13—14, а вожаку 16. Василий попытался изобразить блатного, вспомнив соответствующую лексику из фильмов.
– Вы че, шкеты рамсы попутали? – начал он. – Шо за беспредел? А ну быстро вернули мобилу. А не то я…
Договорить Василий не успел, его огрели сзади палкой по голове. Голова у Васи была крепкая, и он минуты полторы сопротивлялся. Но в результате подростки повалили его на землю, попинали ногами и разбежалась.
Василий был отчаянии. Его, взрослого здорового мужика, который занимался рукопашным боем, побили какие-то сопляки. Какой позор! Прав был Сорокин: «И почему такое случается только с тобой?»
Но оказалось, что это вовсе не позор. Это слава! Дети были в восторге:
– А наш папа, один, не побоялся выйти против банды Корявого с Выселок! А как он им дал! Вначале одному, потом второму, потом десятому, потом снова первому…
Дети отцом гордились, а супруга зауважала. И крошки на столе уже не так сильно раздражали.
***
– Вася, это – станок. Станок – это Вася, – начальник цеха представил человека и агрегат друг другу. Все-таки им предстояло провести минимум месяц в дружбе и согласии.
Майор Сорокин с самого начала сказал Василию: «Будешь получать только зарплату токаря – это твое наказание».
А сколько он, семейный человек, мог заработать без опыта? Так что пришлось учиться. Катерина-то копейки в дом приносила. Не обвешивала, не воровала, а еще за свои деньги иногда подкармливала двух одиноких старушек.
Немногие знают, вот, например Раевский не знал, что человек со средними способностями за несколько часов может на токарном станке освоить простейшие операции. Каково же было удивление журналиста, когда добившись разрешения пройти на завод, он обнаружил Василия, ловко управляющегося с металлическими болванками. Это было весьма неприятное удивление. Объяснения увиденному феномену Раевский не нашел, и это мучило его ночами. «Может, они бывшего токаря завербовали? Или у Семенюка есть токарь-двойник»?
А новый работник очень старался. Ведь Катерина в первый день их знакомства заявила:
– Ничего у тебя не выйдет! Токарь он! Это же уметь надо. И почему тебя не сделали грузчиком? Какой дурак придумал тебе профессию токаря?
– Майор Сорокин.
– Я ничего не спрашивала, ты ничего не отвечал.
И вот Вася доказывал, что выйдет. Работа была примитивной, однообразной, но его это вполне устраивало – «зато ничего не перепутаю и не испорчу».
Васе тут было хорошо. Ему нравились эти простые парни, он охотно пил с ними пиво после трудового дня – не более бокала. Василий держался со всеми доброжелательно, даже с хитрым Сапрыкиным. Последнему он рассказал немного о себе, а также несколько веселых случаев из своей предыдущей работы. Ох, Сапрыкин и ржал! Начальник цеха был доволен Васей и доложил майору Сорокину:
«Василий Семенюк характеризуется положительно. Дисциплинирован. Норму выполняет. С товарищами поддерживает хорошие отношения. Считаю целесообразным оставить его на производстве. Уверен, тут от него больше пользы».
***
Михаил Раевский не оставлял попыток что-то выведать о Семенюке через его товарищей по цеху. Из всех рабочих он особо выделил Гришу Сапрыкина. Было что-то обнадеживающее в этой наглой роже и хитрых бесстыжих глазах. И Миша стал искать подходы. Первый был традиционным:
– Гриша, я сегодня не буду тебя спрашивать о Васе, – сказал он. – Хрен с ним. Задолбал! И работа моя задолбала, и начальник – вынь да положь ему сенсацию. Перебьется! Короче, Гриша, пойдем, выпьем! Душа просит.
– Если душа просит, надо ее уважить, – ответил Сапрыкин.
Они выпили, закусили, за журналистский естественно счет, и подружились. Сапрыкин сей факт объяснил так:
– У нас в Старомойске как заведено: если мы с тобой бухали, значит, ты мой друг. А я друзьям не отказываю – проси, что хочешь.
– Прямо-таки что хочу?
– Конечно! – подтвердил Григорий. – Надо тебе что-то про Василия узнать – узнаю. Все для друга сделаю! Абсолютно бескорыстно. За соответствующее вознаграждение.