Капитан приказал старшине ехать к усадьбе
с садом, накануне освобожденной от хозяев.
- Ну а теперь, барон, вы готовы принести в жертву собственного сына?
- Пронский обернулся к Томасу. - Да еще в Страстную неделю? Посмотрите,
что делается в Берлине! Какие страсти! Апокалипсис!.. И вы готовы доказать
любовь к Богу, как библейский Авраам - зарезать собственного последнего
сына. Во имя фюрера? Вы же спасаете его идею, барон!
- Нет! Нет! - генерал заворочался, потянул руки. - Это мой
единственный сын!
- Зачем же вы ночью пришли в храм? И вошли в него с ножом?.. Это что,
порыв отчаяния? Или символическое соединения ваших идей с библейскими? А,
может быть, вы, барон, пошли по стопам своих предков, которые тайно
служили черные мессы?
- Затмение разума... - пролепетал барон. - Отчаяние! Я хотел взять
сына с собой... Но он солдат...
- Вы не похожи на сумасшедшего. Вам дорог сын?
- Безусловно! Мой Томас!..
- Тогда следует быть благоразумнее, - полковник заговорил жестко. -
Мне известно, два дня назад в секретном хранилище началась опись и
погрузка ценностей, принадлежащих НСДП, с целью эвакуации. Там же
находится пакет Веймарских акций - два чемодана "Великая Германия", общим
объемом в кубический метр. Гитлер использовал эти бумаги для шантажа
промышленников Германии. В дальнейшем предполагается шантажировать новую
Германию, которая возникнет после войны, и таким образом прийти к власти.
И вы знаете об этом! Я здесь, чтобы изъять акции из оборота, и сделаю это
в любом случае. Если вы, барон, не утратили еще остатки разума и отцовской
любви, правда, весьма странной любви, обязаны помочь мне. На кон
поставлена жизнь вашего сына.
Сыромятное подогнал машину к воротам усадьбы, несмотря на близкий
обвал небесного огня, не спеша открыл ворота и въехал во двор. В отблесках
пламени от зенитных орудий, мечущихся по кабине, лицо генерала стало
зеленым. А его сын, упершись тупым взглядом перед собой, что-то бормотал,
скорее всего, молился.
- Мой сын - солдат, - со всхлипом, будто поперхнулся, вымолвил
генерал. - Умереть от руки врага - честь...
- Вы сошли с ума! О чем вы говорите в такую решающую минуту?
- Мой сын Томас - фон Вальдберг!
- Старшина, сходи, погуляй с этим ублюдком, - по-русски сказал
Пронский. - Он мешает нам разговаривать.
- Просто погулять? - осторожно переспросил тот.
- Пока да.
Сыромятное выдернул из кабины подростка со связанными руками и
ногами, кинул на землю.
- Давай, раб божий! Скачками!
Генерал не шевельнулся, не издал ни звука. Удерживая за шиворот
Томаса, старшина отволок его на несколько метров в сторону и сразу канул в
темноту.
- Куда повели моего сына? - наконец спросил генерал.
- На прогулку. Он вам мешает думать, барон. В его отсутствии придут
нормальные, отцовские мысли.
- Вы приказали расстрелять Томаса?
- Нет, намазать ему бутерброд!
- Если он умрет, то как настоящий солдат...
- Даже звери защищают своих детенышей, барон, - тихо и со скрытой
ненавистью проговорил Пронский. - Никак не ожидал от вас...
Интеллигентный, образованный Герман фон Вальдберг превратился в людоеда.
Это результат вашего фашизма. Вы полностью деградировали. Неужели не
чувствуете этого?
- Он не убьет Томаса, - вдруг с уверенностью вымолвил генерал. - Я
молился... Просил не карать сына - наказывать меня. Томас - ангел! Он еще
не совершал греха... И услышал голос. Этот человек не убьет. Томас будет
спасен Небесной силой.