- Пусть меня арестуют.
- И спасут жизнь? - рванулся к нему лейтенант.
- Твоя жизнь больше не нужна Рейху, - Пронский вынул парабеллум и
мгновенно выстрелил фельдфебелю в лоб. Того кинуло через борт грузовика,
перевернуло в воздухе и поставило на ноги. Сделав два шага, он упал
навзничь, под колесо.
Старики - зенитчики и техники, меняющие стволы, застыли в страхе и
изумлении, только лейтенант выглянул из-за установки и понял это как
воспитательный момент.
- Так будет с каждым трусом, - спокойно сказал он своим солдатам.
- И с вами, лейтенант, - предупредил Пронский и пошел к своей группе.
В то время по Берлину рыскали специальные команды СС и без всякого
суда и следствия расстреливали паникеров, трусов и предателей.
Разведчики стояли в темном проеме дверей и, видимо, этот расстрел
подействовал и на них - молчали.
- Первая группа - вперед, - приказал он Соболю. - Ты пойдешь через
пять минут.
В полной тишине проводив разведчиков, полковник приблизился к
сидящему между бочек Сыромятнову.
- Пойдешь со мной, старшина. Возьми с собой радиостанцию и резиновую
лодку.
Тот медленно поднялся, надел и застегнул плащ, повесил автомат на
шею, положил в карманы по гранате. Тонкий и плоский нож в мягком чехле
сунул за голенище - оружие носил, несмотря на Страстную неделю.
- С рацией понятно, а зачем это, товарищ капитан? - он взвесил мешок,
набитый резиной. - Когда мосты есть?
- Разговоры отставить, - рявкнул Пронский. - И впредь - тоже.
Старшина втиснул радиостанцию в мешок вместе с лодкой взвалил на
спину и надел на плечи лямки.
- Вьючная лошадь, - проворчал. - Остановят сразу... немцы столько не
таскают...
Над Берлином было относительно тихо и звездно, виднелись отблески
пожара в центральной части, но безмолвные и похожие на зарницы, и где-то в
восточном пригороде слышались далекие разрывы тяжелых снарядов. Но на
земле, по узким улицам, с потушенными фарами и на малой скорости ползли
грузовики, бульдозеры расталкивали завалы, какие-то люди в сером,
возможно, военнопленные, доставали из развалин трупы, остатки мебели и
вещей, раскладывая это все по отдельным кучам - шла молчаливая и
сосредоточенная работа, напоминающая нечто среднее между поведением
душевнобольных и действиями похоронной команды. Больше часа они шли по
темному, урчащему городу, прячась под арками и во дворах, когда встречался
патруль, или наоборот, изображали его, топали по тротуарам, пугая
призрачные тени, сигающие по сторонам. Уже на подходе к реке в небе
вспыхнули и скрестились сотни прожекторных лучей, и сразу же послышался
высокий гул тяжелых бомбардировщиков.
- Ну, сейчас вмажут, - с удовольствием и по-русски обронил старшина
- Не забывайся, - остановил Пронский, и в тот же миг вспыхнула огнями
прожекторов вся брусчатая набережная, высветив стволы зенитной артиллерии.
Звезды погасли, и на земле стало темнее.
Капитан повернул круто вправо и двинулся вдоль реки, старым
прибрежным парком, где между деревьев на пешеходных дорожках стояли
грузовики со снарядами. Шли они открыто, но с оружием наготове, и
опасались не жандармов, а солдат, у которых к концу войны наконец-то
вызрела ненависть к СС. Однако парк скоро кончился, обрезанный лодочной
станцией, где на наблюдательной площадке виднелись фигуры в шинелях. Они
обогнули деревянные строения и оказались перед кованной решетчатой
изгородью, за которой уже белыми пятнами цвела вишня и сквозь переплетения
яблоневых крон темным кубом чернел дом. Пронский отыскал калитку и вошел
во двор.