Если не считать пары выстрелов со стороны мелькнувшего еще до начала переправы в густом кустарнике казачьего патруля (или в их сторону? сведения различаются), русские не оказали никаких попыток помешать французам. Это были первые выстрелы той войны, которую русские историки, на чью землю тогда весьма неразумно вторгся предельно амбициозный французский император, потом нарекут ёмко и патриотично – Отечественной войной 1812 года!
Итак, наполеоновская армия не только вошла на территорию России без всякого сопротивления, но и без помех двинулась вглубь нее.
Первым на ее пути значилось Ковно. (Оно же станет последним на обратном пути)
…Между прочим, так началось, пожалуй, самое рискованное военное предприятие из всех, которые случались в истории ранее. И действительно для Наполеона эта война станет самой кровопролитной и неудачной. Мало кому из его солдат суждено было вновь увидеть родной дом. Вернется лишь каждый десятый, да и то больной либо увечный. При этом каждая парижская семья оденется в траур. Но хуже всего будет другое: в этот поход французы шли как завоеватели, а вернулись, уже зная, что наполеоновская империя обречена…
Во Франции, где эту свою очередную войну французский император представил своим соотечественникам как всего лишь борьбу за возрождение Польши, ее назвали доходчиво, но буднично – Второй Польской войной или кампанией (первой, как известно, была война с Россией 1806—1807 гг.) либо Московский поход 1812 года!
Эта война станет прологом чудовищного военного конфликта, который разгорится на огромном пространстве между Москвой и границей Португалии и будет длится почти непрерывно 22 месяца, втянет в кровавую бойню миллионы европейцев, страшней которой будет спустя 100 лет лишь Первая Мировая война, по крайней мере, так полагают некоторые историки.
…Кстати, только совсем недавно, начиная с 90-х гг. XX в. тема Отечественной войны 1812 года перестала рассматриваться в российской историографии сугубо через призму идеологии славянофильства и политического великодержавного заказа в духе «Броня крепка и танки наши быстры!» (или, как поговаривали пару веков назад – «Сабли востры, кони быстры!»). Впрочем, ничего странного в таком подходе к изложению национальной истории нет: так было, так есть и так будет там, где в этом будет потребность! Госзаказы в исторической литературе всех времен и народов – явление сколь банальное, столь и понятное: национализм, шовинизм и прочие «измы» помогают правящей верхушке «рулить» своей «паствой». Так вот, ранее, особенно в советский период, многие перипетии нашествия Наполеона в Россию, в частности, трактовка судьбоносного исхода Бородинского сражения, ставшего одной из нескольких своего рода «икон» ратной истории России, подвергались такой «околонаучной» обработке, такой «лакировке» (особые всплески панславянизма отмечались в юбилейные годы этой эпохальной для русского народа войны), что вдумчивым исследователям оставалось лишь диву даваться. Сегодня, когда возможен плюрализм мнений, разрешены споры и контраргументы, когда есть возможность излагать и прислушиваться к веским доводам зарубежных историков (причем, отнюдь не славянофобов!) пытливые читатели могут сами разобраться в сложных нюансах катастрофического для Последнего Демона Войны похода в Россию в 1812 году…
С Наполеоном было большинство его знаменитых маршалов – Ней, Мюрат, Даву, Бертье, Бессьер и Лефевр (во втором эшелоне остались Макдональд, Удино, Мортье и Виктор) – имена некоторых из них уже тогда были овеяны легендами и лучшие генералы, в том числе, Фриан, Гюденн, Моран, Компан, поляк Понятовский, пасынок Эжен де Богарнэ, Сен-Сир, получивший в этом трагическом для Франции походе заветный маршальский жезл, что само по себе уникальное достижение, и многие др.
…Кстати, всем известный генерал Жюно – из первого набора «декарии» (согласно общепринятой римской военной терминологии – 10—15 чел.) знаменитых военачальников Бонапарта – по ряду объективных и субъективных причин не входил в число его наиболее толковых высших офицеров. Согласитесь, что, порой встречаемая в исторической литературе «метафора» «когорта» (римский армейский термин, обозначавший тактическую боевую единицу в 350 и более чел.) для образного «обозначения» узкого круга военачальников «генерала Бонапарта», особо близких ему еще с самого начала его невероятной карьеры, представляется, все же, слишком большой по численности для обозначения группы людей из ближайшего военного окружения Наполеона…
Правда, уже навсегда покинул его, уйдя в Бессмертие, один из самых способных маршалов Ланн. Не было с ним и по слухам (?) чуть-чуть не доживших до вручения им заветного маршальского жезла блестящих генералов – пехотинца Сент-Иллера, кирасира д’Эспаня и гусара Лассаля, геройски погибших в войне с Австрией в 1809 г. Надолго застряли в Испании невероятно изворотливый Массена с многоопытными и разносторонними Сюше, Сультом и старинным другом «туманной юности» Мармоном, чье возвышение, все же, во многом определялось дружбой со времен «школьно/военной скамьи», чем особенным военным дарованием. Более того, «железный» Даву оказался на этот раз то ли – «не в форме», то ли – «не в своей тарелке», то ли… еще что-то. Впрочем, случай с Даву – это, скорее, тема отдельного разговора.
…Между прочим, потом было много дебатов среди историков, почему из трех возможных направлений для нанесения русским главного удара – петербургское, киевское, московское – Наполеон выбрал последнее!? Утверждается (или, все же, предполагается?), что он якобы даже иносказательно высказался на эту тему в том смысле, что «если займу Киев, то я возьму Россию за ноги, если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову, заняв Москву, я поражу ее в сердце!» На самом деле, по началу перед ним стояли совсем иные задачи: максимально быстрый разгром русских в генеральном сражении в приграничной зоне и подписание выгодного для него мира с русским царем! Москва, все-таки, станет для него целью, но – позже и по сути дела вынужденной…
Глава 8. Начало вторжения
Уточним, что еще до наведения мостов, переправившиеся на лодках через Неман егеря из авангардной дивизии Морана, завязали короткую перестрелку с разъездом лейб-казачьего полка.
…Один из лучших пехотных дивизионных генералов Великой Армии (24 декабря 1805 г.), граф Империи (24 июня 1808 г.), пэр Франции (2 июня 1815 г. и повторно 11 октября 1832 г.) Шарль-Антуан-Луи-Алексис Моран, (4 июня 1771, Понтарлье, пров. Франш-Конте – 2 сентября 1835, Париж) родился в семье адвоката Алексиса-Франсуа Морана (1747—1829), изучал юриспруденцию в Безансоне и в 1791 г. защитил степень кандидата права. Уже через год, 9 августа 1792, он стал капитаном 7-го батальона волонтёров департамента Ду, а ещё через месяц его повысили до подполковника. В 1792—93 гг. он сражался в рядах Рейнской армии. 8 сентября 1793 г. в бою при Ондсхоте Моран первым ворвался в город со знаменем в руках. В 1793—94 гг. он воевал в Северной армии (при Ваттиньи и Альденгофене), в 1794—96 гг. в Самбро-Маасской, а с января 1797 г. в Итальянской армии. 14 января 1797 г. Моран отличился, сражаясь с австрийцами при Риволи, ранен пулей в бедро в сражении при Спримоне. Он участвовал в Египетской кампании в составе дивизии генерала Дезе. После сражения у Пирамид, прямо на поле боя, он был произведён в чин полковника и возглавил 88-ю линейную пехотную полубригаду. Участвовал в завоевании Верхнего Египта, сражался при Эль Ганайме и Саманхуде. За мужество, проявленное во время этой кампании, 6 сентября 1800 г. получил чин бригадного генерала. С мая и вплоть до конца июля 1801 г. Моран командовал бригадой в дивизии генерала Вердье. 9 августа (14 сентября) 1801 г. он вернулся во Францию. [И с той поры у него адъютантом стал его младший брат Алексис-Никола-Бернарден (р. 1774 г.), барон Империи (15.8.1809), ранен при Ауэрштедте, ранен в левую ногу при Ваграме, из-за последнего ранения уволился в отставку в апреле 1813 г.] 30 августа 1803 г. Моран-старший был переведён в военный лагерь Сент-Омер. 30 августа 1805 г. – командир 1-й бригады 1-й пехотной дивизии генерала Сент-Илера IV-го корпуса Великой Армии В сражении при Аустерлице Моран командовал пехотной бригадой, входившей в состав IV-го корпуса генерала Сент-Илера. Его бригада, включавшая в себя всего лишь один полк (10-й полк лёгкой пехоты), в районе Праценских высот подверглась атаке превосходящих сил противника и понесла значительные потери, а сам он был ранен. Если бы не своевременный подход соседних частей Великой армии, полк Морана был бы полностью уничтожен. За проявленное в ходе кампании мужество (24 декабря 1805 г.) Моран был произведён в чин дивизионного генерала. 14 февраля 1806 г. его назначают командиром 1-й дивизии III-го корпуса маршала Даву. Моран сумел завоевать доверие и уважение со стороны своего ворчливого начальника и стал, наряду с генералами Фрианом и Гюденом, одним из его наиболее приближённых помощников. В Прусской кампании 1806 г. в битве при Ауэрштедте (14 октября 1806 г.) полки Морана беглым огнём отразили атаки прусской кавалерии, а затем перешли в контрнаступление и разгромили войска герцога Брауншвейгского. Генерал в этом бою был ранен в руку. Дивизия Морана участвовала во взятии Кюстрина (1 ноября 1806 г.), а также в Польской кампании 1807 г. сражался при Чарново и Голымине. В битве при Прейсиш-Эйлау (8 февраля 1807 г.) бравый генерал получил новое ранение. С 12 октября 1808 г. – командир 1-й пехотной дивизии Рейнской Армии маршала Даву. В ходе Австрийской кампании 1809 г. Моран сражается при Арнсхофене, Абенсберге, Ландсхуте, Экмюле, Регенсбурге. В битве при Ваграме (5—6 июля 1809 г.) он был ранен, но именно части его дивизии смяли левый фланг австрийцев, что решило исход всего сражения. С 13 июля 1810 по 3 марта 1812 гг. Моран исполнял обязанности губернатора Гамбурга. 24 июня 1812 г. Моран удостоился чести первым переправиться на правый берег Немана у Ковно, открыв, тем самым, Русскую кампанию. 17 августа его дивизия в ходе ожесточённого боя занимает южные предместья Смоленска. В Бородинской битве полки Морана атакуют Курганную высоту, неся при этом огромные потери от русской артиллерии. Сам генерал получает тяжелое ранение картечью (осколком ядра?) в подбородок. В конце 1812 г. остатки его дивизии покинули Россию. С 17 марта 1813 г. Моран командовал 12-й пехотной дивизией, входившей в состав I-го, а затем IV-го корпусов генерала Бертрана. Участвовал в битвах при Лютцене и Бауцене. 6 сентября 1813 г. в сражении у Денневица после поражения французской кавалерии стойкость Морана спасла остатки корпуса маршала Нея и позволила французам отступить. Отличился в боях при Вартенбурге и Ханау. 16 ноября 1813 г. возглавил IV-й корпус и с декабря 1813 по апрель 1814 гг. руководил обороной Майнца, покинув его со своими войсками лишь после окончания войны (4 мая 1814 г.). При Первой Реставрации оставался с 15 октября 1814 г. без служебного назначения, но во время «Ста дней» служил адъютантом у Наполеона и 1-м полковником пеших егерей гвардии. 2 июня 1815 г. получил титул пэра Франции. В битве при Ватерлоо отчаянным усилием сумел выбить пруссаков из Планшенуа, но этот его подвиг уже не мог изменить положения. За это сражение Наполеон пожаловал Морану Большой Крест орд. Почётного легиона (правда, награда нашла героя лишь в 1830 г. – уже при Июльской монархии). Внесенный в проскрипционные списки 1 августа 1815 г. и заочно приговорённый Людовиком XVIII 29 августа 1816 г. к смерти Моран был вынужден скрываться на родине своей жены – в Польше. Он получил прощение лишь 14 июня 1819 г. Был оправдан Военным судом в Страсбурге, ему вернули чин дивизионного генерала, восстановили на военной службе (с 1 сентября 1819 по 12 января 1820 гг. он служил в Королевской гвардии), а также вторично провозгласили пэром Франции (11 октября 1832). Скончался четырежды кавалер орд. Почетного легиона (Легионер – 11 декабря 1803 г., Коммандан – 14 июня 1804 г., Великий офицер – 7 июля 1807 г. и Большой крест – 18 октября 1830 г.) в своём парижском особняке в 64 года, 26 из них отдав армии, дослужившись до див. генерала за 13 лет и был похоронен на кладбище Пер-Лашез. Его доблестное имя выбито на Триумфальной арке в Париже…