Казалось, что дверь в загадочную Россию любезно приоткрыта.
Много (!) и по-разному (!) рассказывали о том, что случилось в самый канун перехода Великой армии через Неман в районе Ковно. Обстоятельства складывались примерно так: в середине дня император верхом на лошади объезжал прибрежную полосу реки по краю пшеничного поля. Небольшая свита, ехавшая на почтительном расстоянии от него, вдруг обомлела: император, уверенно, казалось бы, сидевший в седле, упал с лошади и оказался распростертым, на траве. Все бросились к нему: артиллерист по образованию Бонапарт, как известно, не отличался особым искусство вольтижерства! Но Наполеон без чьей либо помощи уже поднимался с земли: из-под копыт лошади выскочил заяц, она испугалась, взметнулась, и от неожиданности всадник вылетел из седла.
Наполеон не был ни ранен, ни контужен, но кое-то из его высших командиров восприняли происшедшее как дурное предзнаменование и зашептались: «Плохое предвестие! Римляне не перешли бы через реку!» Склонившийся к патрону маршал Бертье, тоже тихо шепнул: «Лучше бы нам не переправляться через Неман!» Суеверный Бонапарт пришел в плохое расположение духа. Все последующие часы он молчал, был мрачен, почти не отвечал на вопросы. Это недоразумение вывело его из душевного равновесия. Наполеон понимал, что хотя он успел встать мгновенно, но свитские видели его падение и в армейской среде уже пошли пересуды о судьбе так неоднозначно начавшейся кампании.
…Он вдруг отчетливо вспомнил свой последний разговор с бывшим послом Франции в Петербурге Арманом де Коленкуром и его вопль отчаяния: «Ваше Величество, я заклинаю вас – не переходите Неман, не будите сон России… Мы все погибнем, если эта страна непуганых медведей проснется!»…
Надо отдать должное Арману де Коленкуру, но немало повидал в бытность свою послом в России и лучше всех других в ближайшем окружении Бонапарта понимал, что война с Россией на ее земле – будет совсем другой, нежели она была в 1805 г. на территории союзной ей Австрии или в ходе прусско-польской кампании 1806—1807 гг.
Это будет ужасная война с неведомым исходом.
Еще летом 1811 г., только-только прибыв из Северной Пальмиры в Париж – Наполеон тогда посчитал, что Коленкур был хорош на своем посту в спокойное время, но в критические моменты не способен на необходимую резкость и был «объегорен» «лукаво-фальшивым» византийцем-российским императором – тот высказал Бонапарту все, что он думал о… войне с Россией. Разговор тогда вышел очень сложным – нервным: император обвинял русского царя в двуличии и ничего не слушал из вполне аргументированных доводов Коленкура о развитии ситуации, о возможной правильной корректировке взаимоотношений с русскими, о губительность тезиса, что после пары проигранных сражений, они сами попросят мира. За русских сыграют их необъятные просторы, их суровый климат и… непонятная цивилизованному европейцу упертость! Разговор-спор продолжался семь часов! Порой, встретив обоснованное возражение Коленкура, император замолкал, перестраивался и снова нападал на… российского государя-«фальшивого византийца», бросившего вызов его глобальной гегемонии. В конце многочасового словесного противостояния «генералу Бонапарту» его самый ярый сторонник мира с необъятной Россией сделал для себя однозначный вывод, что «топор войны уже вырыт, тропа войны уже проложена» и очередная победа уже… одержана! Осталось только обустроить все на… бумаге! По всему получалось, что французский император уже занес себя в небожители, по совместительству верховного вершителя всех земных дел. В общем, всем землянам оставалось лишь заплатить кровавую цену за то, чтобы «маленький капрал» наконец-то спустился с Олимпа своего непомерного честолюбия…
…Что-то мистическое было во всем этом! Но время шло. Гигантская «военная машина» была запущена: Рубикон следовало перейти… И все же, даже будучи не в духе, Наполеон вроде бы мрачно бросил своей притихшей свите что-то типа: «Шампанское налито – надо пить!»…
…Кстати сказать, мемуарная литература той поры наполнена рассказами об очень любопытном и, как тогда судили-судачили, зловещем явлении: замечательной по своей величине и блеску комете! Она была большой, хвостатой и очень светлой. Всю осень 1811 г. и лето 1812 г. она стояла на небосклоне и по народному поверью предвещала… войну, причем, невиданную и неслыханную. А во Франции предвоенная осень 1811 г. осталась памятна невероятным урожаем винограда, из которого рачительные французы создавали свое шедевральное шампанское, причем, на этот раз – в гигантских количествах. «Кто не рискует – тот не пьет шампанского!?» Бонапарт рискнул вторгнуться в необъятную Россию и…
Глава 7. «Рубикон» перейден!
10 июня по корпусам Великой армии был зачитан знаменитый приказ Наполеона: «Солдаты! Вторая Польская война началась. Первая кончилась под Фридландом и Тильзитом. <<…>> Пойдем же вперед! Перейдем Неман, внесем войну в русские пределы. Вторая Польская война, подобно первой, прославит оружие французское; но мир, который мы заключим, будет прочен, и положит конец пятидесятилетнему кичливому влиянию России на дела Европы».
В 10 часов вечера 11 (23) июня 1812 г. генерал Моран быстро переправил через Неман три роты легких пехотинцев на лодках, и под их прикрытием военные инженеры генерала Эбле принялись энергично сооружать понтонные мосты у д. Понемунь. Уже к рассвету 12 (24) июня были собраны три моста и армия Наполеона начала планомерное и спокойное (без какого-либо противодействия со стороны русских) вступление на территорию России.
…Между прочим, Ш. М. Талейран позднее очень емко и доходчиво назвал этот день «началом конца»…
Александр на следующий день после начала войны, 13 (25) июня 1812 г., издал не менее знаменитый приказ по армиям: «…Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На начинающего Бог».
Надо признать, что приказ Александра I звучит очень выигрышно – это емкие и доходчивые для простые солдата слова об обороне страны от агрессора, апелляция к либеральным ценностям (в частности, к свободе) и защите религиозных верований. Кроме того, полное убеждение в справедливости своего дела и того, что Бог на его стороне (тем более, в такой богобоязненной и богопослушной стране, как Святая Русь!), значит, неизбежно враг будет наказан!
Тем временем дивизии Великой армии нескончаемым потоком следовали одна за другой с развернутыми боевыми знаменами, сомкнутыми рядами. Командиры в красивых головных уборах, украшенных разнообразными султанами, на гладких, мытых конях впереди, затем солдаты мерным шагом, не нарушая строя. Над Неманом стоял ровный, дробный гул тысяч солдатских ног и конских копыт.
Наполеон перешел Неман одним из первых и следил, как авангард его гигантской армии переправлялся колонна за колонной и… насвистывал. Он всегда насвистывал какую-нибудь популярную мелодию легкого жанра, когда что-то наблюдал, даже во время боев и сражений, как например, это было под Маренго, когда его армия начала пятиться с самого начала битвы, а потом и вовсе принялась ретироваться под натиском австрийцев Меласса. Вот и сейчас он насвистывал старинную песенку, кстати, одну из своих любимых – «Мальбрук в поход собрался» (Malbrouck s`en va t`en guerre)
Переправа продолжалась более двух суток. Затем еще в течение недели, пришедшие издалека, полки догоняли Великую армию, а кое-кто так и не догнал, оставшись в резерве и в… живых. Правда, до поры до времени, пока Последний Демон Войны не пошел ва-банк в 1813—14 гг.