Профессор откинулся в кресле с чашкой чая и продолжил внимательно, лишь с чуть заметной иронией, смотреть на собеседника.
– Ну так мы подумали, может, посодействовать могли бы исследованиям вашим?
«Надо было сказать – мож, пособить чем? – Иннокентий Аристархович чуть было не рассмеялся. – Работать и работать ещё над имиджем!»
– Как именно посодействовать? – профессор постарался изобразить искреннее непонимание.
Хотя мысли о содержании предстоящего разговора вполне имелись. Скорее всего, предложат финансирование промышленной разработки с тем, чтобы впоследствии разделить доход от производства. Более половины своего состояния Иннокентий Аристархович сделал таковым или схожим образом, а потому разговор вызывал у него интерес. Не будоражил, как много ранее в подобных случаях, нынче он был обыденным, рутинным, но если есть возможность, так отчего ж отказываться?
– Мы предлагаем вам, – отчеканил Гутман, который до сего момента так и не притронулся к чаю, – финансирование промышленных разработок. В частности, нас интересуют системы ментального управления вычислительными системами.
Гутман был совсем другого склада, чем Пожарский. Невысокий, грузный, коротко стриженый, с носом картошкой и оттопыренными ушами. Говорил спокойно, по делу, чётко формулируя мысли и правильно подбирая слова.
– Ну-у… – протянул Иннокентий Аристархович, – вряд ли мы с вами здесь техническую революцию устроим. Вас ведь, думаю, интересует предприятие, которое изрядный доход принесёт, необычайный. А управление вычислительными системами с помощью мыслеобразов – оно уж вовсю повсеместно используется.
Гутман быстро зыркнул на Пожарского, а тот вдруг рассмеялся, как-то надрывисто.
– Ох, лукавите, Иннокентий Аристархович, – проговорил он сквозь смех, – аль скромничаете!
Иннокентий Аристархович улыбнулся, но не ответил, лишь пожал плечами и перевёл взгляд на Гутмана, который, наконец, сделал глоток чаю, быстрый, нервический, но тоже расплылся в улыбке.
«Вот ведь ведут себя как клоуны, – подумал профессор. – Меж тем, сами-то отнюдь не шуты, огромные деньги заработали, пусть даже оба при изрядных стартовых капиталах, унаследованных от не менее предприимчивых отцов и, бери шире, дедов и прадедов. А эксцентричность нынче-то в моде, и, коль есть возможность, что ж и не покуражиться? Вполне объяснимо и извинительно. Да и повеселее так-то будет».
– Очень надеемся на откровенный разговор, господин профессор, – снова вступил Гутман. – Давайте сделаем так: мы вам выскажем наши соображения, а вы подумаете? – И, не уловив какого-либо возражения, а наблюдая лишь интерес собеседника, продолжил: – Системы ментального управления вычислительными системами, о которых вы упомянули, в практике предполагают также некоторые физические действия. Например, подтверждение операции, совершённой мыслеобразами, с помощью меню символов или технического средства. Самый простой пример: если в отеле вы устанавливаете будильник, то время пробуждения и тип будильника вы вводите мыслеобразами, но для подтверждения вам всё же придётся сделать жест рукой. Для более сложных систем потребуется подтверждение через личное меню символов. Мы же говорим о таких системах, когда все эти действия можно будет выполнять лишь мыслью. Подчёркиваю – лишь мыслью и ограничиваясь, когда ментальная команда будет достаточна для выполнения операции. Как нам всем известно, единственным ограничением для отказа от дополнительных действий является то, что называют «случайной мыслью». Мы осмелились предположить, что вы близки к преодолению этой проблемы.
– Да-с… – Иннокентий Аристархович задумчиво посмотрел вдаль, на парк за рекой. – Впору вам вашим перспективным отделам названия сменить… «Промышленный шпионаж» – дефиниция, конечно, в лингвистическом смысле изрядно устаревшая, однако ж, полагаю, вполне уместная.
Гутман нервно дёрнул уголками губ, а Пожарский довольно улыбнулся. Даже как-то само-довольно. Но не заспорили. И то хорошо, не юлят.
– Вам известно о нынешней стадии исследований? – произнёс Иннокентий Аристархович с вежливой улыбкой.
Собеседники поняли эту улыбку правильно – профессора осведомлённость предпринимателей о его разработках, пусть даже к тому времени и не опубликованных, не удивила, да и не расстроила ничуть.
– Известно, – ответил Пожарский с лёгким поклоном.
«Да чёрта тебе лысого известно! – весело подумал профессор и почему-то вспомнил о Коле. – Было б известно, не финансирование бы разработок предлагал, а лицензию просил. Вызнали-то вызнали, да поди ж не всё».
– Так мы тут покумекали, – продолжил предприниматель, – да и набросали идейки-то наши. Вот, – он протянул профессору лист уже забытого ныне «флекса»: устройства, заменившего в начале двадцатых планшеты, а вскоре и обычную бумагу.
«Что ж не на бумаге-то? Как во времена, к коим архаический имидж отсылает?» – иронически подумал профессор и вздохнул.
– Так, Иннокентий Аристархович, взгляните на досуге. Может, и пробудится интерес-то…
Иннокентий Аристархович согласился взглянуть вскорости. На том и порешили.
* * *
На Истринскую дачу Иннокентий Аристархович и Ли Сы вернулись заполночь. После встречи с предпринимателями профессор отправился в НИИ, где коротко поделился содержанием беседы со своим управляющим, Григорием Никитичем Потёмкиным, а затем вместе с учёными углубился в результаты исследований дня минувшего и думы на день грядущий. «Ой, а оно заразно», – весело отметил он, поймав себя на велеречивых «думах».
Спальня хозяина дачи располагалась на третьем этаже, прямо над комнатой, выделенной Коле. Спальня была небольшой, однако современные технические достижения и высокий вкус хозяина позволили сделать её обстановку не только уютной, но и далеко не спартанской. К спальне примыкал изящный балкон с видом на реку, точно над верандой Колиной комнаты.
Сон у Иннокентия Аристарховича, несмотря на возраст, был вполне себе здоровый, а временами даже чересчур. Но, опять же несмотря на возраст, профессор себе спуску не давал и, если не было извинительных обстоятельств, строго следовал режиму. Поэтому он привычно проснулся в шесть тридцать утра от позвякивания чашки с чаем, доставленной ему в комнату. Иннокентий Аристархович медленно разлепил веки, поморгал, привыкая к свету. Вдохнул аромат свежезаваренного чая и улыбнулся наступившему дню. Он сел на кровати, сунул ноги в тапки, потянулся… Было совсем тихо, тоже как обычно по утрам. Однако с улицы, с реки, через открытую дверь балкона доносились какие-то странные всплески. Профессор надел один из своих любимых шёлковых халатов (сегодня он выбрал голубой с ярко-жёлтым солнцем во всю спину и с лучами, сходившимися на груди), взял блюдце с чашкой и вышел на балкон.
Одна из лодочек лихорадочно металась посреди реки. Коля отчаянно лупил вёслами по воде, вздымая столбы брызг, а Пётр Робертович, ожесточённо жестикулируя, видимо, пытался объяснить Коле, как грести правильно. Оба были в тренировочных брюках, босиком и голые по пояс, их майки и спортивные туфли валялись, небрежно раскиданные на берегу.
Пётр Робертович… Петька Шереметьев… Позывной «Бриз»… Обрывки радиообмена… «Тяж на девять часов!»… «Ладья – Бризу! Уходи, прикрою!»… «Три беспилотника на восемь, расходятся»… «Два трёхсотых, один двухсотый, гражданские в порядке!»… «Крок – Бризу. Академик еле ноги переставляет. Хоть на себе тащи. Может, закопаем его здесь до весны, пока снег не сойдёт? А в апреле вернёмся, выведем?»… Оглушительный взрыв, а за мгновение до него – падение лицом в снег и навалившийся сверху человек в чёрном «Ратнике»…