– Привет, Ксения, – чинно приветствовал я.
…………
– Боюсь, что праздник отменяется. Мой ублюдочный квартиросъёмщик задержал выплату.
…………
– Всё бывает в первый раз.
…………
– Потом тоже не получится. К нам переехала сестра Стальского. Пьянкам пришёл конец.
…………
– Увидимся у тебя. Когда-нибудь…
…………
– Да, позвони своей… как её там?.. да, Насте. Скажи, что она задушит Стальского в своих объятьях в следующий раз.
…………
– Да, я тоже тебя целую.
…………
– Нет, я сильнее целую. Пока. Пока. Всё. Чёрт!
Появление в убежище сестры Стальского являлось главной причиной отказа в аудиенции нашим собутыльницам. Второстепенной же причиной было то, что они, как правило, не могли от нас выехать ещё два-три дня после праздника, что нас сильно нервировало. «Чёртовы фрилансеры!» – ругался Стальский и, весь дрожа от похмелья (какого там похмелья! просто пьяный), уходил поутру на работу, а вечером приходил и быстро догонял уже пьяных нас. Мы посасывали водочку, «загоняли дурачков», пели под гитару или караоке, а время утекало сквозь пальцы. Однажды мы не могли спровадить наших дам пять суток. Надо было давно положить этой практике конец. Работа – на первом месте, глупости – на втором и всех последующих.
Помимо непосредственно русского традиционного напитка, сейчас в корзине позвякивала бутылка белой текилы, – тематический напиток. Если бы так преподавали географию, – по алкогольным напиткам – то я бы полюбил её гораздо раньше. Тележка ломилась от яств, а люди в очереди за мной ненавидели меня за задержку.
*****
– Ты бы видел эту мерзость! После того, как подышал одним воздухом с ним, хочется прополоскать носоглотку водным раствором соли и йода. Фу, блять! А как это ничтожество отзывается о женщинах! Мол, все они недостойны его светлости. Я прямо ненавижу его!.. – не смог не упомянуть квартиросъёмщика я, когда мы со Стальским готовили праздничный ужин.
Точнее он готовил, а я сидел на кухонной табуретке, положив ногу на ногу, и матерился на действительность.
– Да оставь ты его в покое. Платит же! И ладно.
– Ладно. Конечно.
– Ты, наверное, завуалировано оскорблял его в ходе беседы? Как ты умеешь, – спросил Стальский.
– Будьте покойны, коллега, он не избежал этой участи. Едва ли понял, но не избежал. А мне ведь это и не надо вовсе, само собой выходит. Когда человек ничего не знает, когда противоречит самому себе на каждом шагу, – его легко поймать. Хватит о нём, – я выдавил улыбку.
Стальский тоже попробовал беззаботно улыбнуться, но у него плохо получилось; очевидно, моя жалоба оставила след в его сознании. Я знаю, что Глеб, как и я, ненавидит и боится облечённую властью посредственность.
– Вам помочь с… чем-нибудь? – спросила, появившаяся на кухне Марта.
– Нет. Изыди, пожалуйста, – наполовину серьёзно сказал Стальский.
Марта театрально пожала плечами и собралась выйти из кухни.
– Слушай, Марта, – остановил я её. – Ты не будешь против, если наш «фестиваль расчётного дня» пройдёт у тебя в комнате?
– Не буду, – любезно согласилась Марта.
– Ты как сама?.. Употребляешь алкоголь (ударение на «А»)? – я на автомате начал флиртовать с Мартой; так всегда получается, когда алкоголь и женщина встречаются в одном предложении.
– От текилы не откажусь, – Марта скользнула взглядом по отвернувшемуся к плите Глебу.
– Здорово, – как будто спросил я у воздуха.
*****
Mil novecientos setenta y…
Mil novecientos setenta y…
Мы сидели втроём, как рыцари придиванного стола, и чинно пили текилу; Марта ни на шаг не отставала. Я исподтишка её разглядывал. За все годы общения со Стальским, мне довелось видеть его сестру только однажды, на день города, кажется; в тот день я был так пьян, что не запомнил, как она выглядит, но зато запомнил её странный голос; сиплый такой, как у британской певицы The Sonic.
Итак, мы вели шутливый разговор.
– Ждёте не дождётесь, наверное, когда правительство разрешит вам пожениться?! – сказала Марта
– Эх, ты!.. Ну, как язык поворачивается!.. Мы сожительствуем исключительно для пользы творчества, – манерно парировал я, скрытно подыгрывая Марте.
– Оскар Уайльд то же самое говорил в своё оправдание, – сказала она.
– И он не врал, Крошка, – ответил я, польщённый, что кого-то из нас сравнили с Уайльдом.
Чтобы сменить тему, я спросил:
– Слушай, Марта, тебе говорили, что ты очень похожа на…
– Говорили! – перебила меня Марта. – Ненавижу эту актрису.
– Просто ты не смотрела хороших фильмов с ней. Нельзя судить о её таланте по «Железному человеку», также как о Джонни Деппе по «Пиратам Карибского моря», или о Джеффри Раше по… «Пиратам Карибского моря»! К примеру, ты смотрела «Country Strong»?
Марта на секунду задумалась, потом отрицательно покачала головой.
– Где мой планшет, я тебе сейчас покажу трейлер этого фильма, – я потянулся за планшетом.
– Ой, давай не сейчас, – запротестовал Стальский.
Я оставил затею с демонстрацией трейлера и разлил по новой.
Mil novecientos setenta y…
Mil novecientos setenta y…
Благодать разлилась по телу. Как по южно-американски будет «Благодать».
– Чуть не забыл, – защёлкал пальцами я, – звонила какая-то тётя по имени Сицилия Владимировна, хочет переговорить с нами насчёт размещения рекламы в нашей газете.
Nací un día de junio del año 77, planeta mercurio y el año de la serpiente, signo patente tatuado y en mi frente que en el vientre de mi madre marcaba el paso siguiente.
– О! Правда! – не скрывая радости, отреагировал Глеб. – И что?
– Послезавтра в восемь вечера. Рюмочная под названием «Фанерный Пейзаж».
– Знаю такое. Пафосное заведение.
– Ты туда не поставляешь алкашку?
– Нет. Туда нет.
Меж тем, текилу мы прикончили. Я принёс из холодильника запотевший пузырь и три пива. Детские забавы кончились.
– Как тебе наш быт? – с неуместной гордостью в голосе спросил я Марту.
– Да, так… – сделала вид, что задумалась Марта, – не мешало бы почистить сантехнику; поелозить щёткой по ней, – стереть налёт.
«На óчки», – про себя проговорил я пришедшее на ум армейское жаргонное выражение, услышанное когда-то от одного знакомого.
– Наряд на óчки, – сказал Стальский и потянулся за гитарой.
Я мигом отбросил все мрачные мысли и приготовился к веселью; хотя, признаюсь, немного стеснялся петь песни и валять дурака при Марте. Я принял единственно верное решение: разлил по новой; Стальскому в высокий стакан с тоником, пока что.
– El stukali v tri rumochki!… Belaya Sauza! El kapli o b’ilom!… – пропел Стальский с наркоиспанским акцентом.
Мне понравилось начало водочной стадии. Однако мы были ещё слишком трезвыми для настоящего концерта, поэтому разговор возобновился:
– Что ты знаешь о Мексике? – спросил Стальский.
Я задумался.
– Лас Бандитос, эль канабис, «Хорхе, поркэ?» и, конечно, Троцкого, – выдал я разрозненные сведения.
– Не так уж мало, – заключил Стальский и перевёл взгляд на Марту.
Марта посмотрела в потолок. На потолке были следы протечки и отвалившаяся штукатурка.
– Ривера, Кало, – ответила Марта и погрузилась в планшет.
Я обратил внимание Стальского на всестороннюю эрудицию его сестры.
– И вы так частенько напиваетесь, – поинтересовалась Марта.
Я решил, что мне, а не Глебу, стоит взять на себя вежливую беседу с Мартой.
– Не так часто, как хотелось бы. Раз в две недели, – когда мой квартирант расплачивается, и когда его квартирант… ваш квартирант, я хотел сказать.
– Понятненько, – протянула Марта, вскинув брови.
«Интересно, – подумал я или водка во мне, – она считает меня привлекательным человеком?»
– Пятьдесят грамм водки? За знакомство? – задал я сакраментальный вопрос, с которого начинались слишком многие ячейки общества в нашей стране.
– Почему нет. Иногда… Наверное… – Марта подыскивала оправдание желанию начать нажираться водкой.
– Наливать или нет? – форсировал я.
– Да. Определённо да, – сдалась Марта. – Да.
Nacer, llorar, sin anestesia en la camilla, mi padre solo dijo es Ana María, si sería el primer llanto que me probaría, quemando las heridas y dándome la batería.