«Безрассудное ныряние»
Он приходил в номер и с демонстративно ироничной улыбкой осведомлялся, откуда, мол, красота такая. Повторю: персики таких формы и окраски не продавались в принципе; я видел нечто подобное только в Южной Америке. Экспериментальная какая-то тема была, поэтому легально приобрести эти плоды не было возможности. Мы что-то нагло врали про загадочную старушку, одарившую нас персиками за то, что её перевели через шоссе. Со вздохом товарищ директор удалялся. На следующий день перед полдником мы обнаруживали у себя на столе огромную коробку с аккуратно подобранными экземплярами секретных персиков. Угощали ими девушек. Но всякий раз были раздосадованы. Это ведь как у восточного купца купить что-нибудь не торгуясь: весь кайф обломан, никаких эмоций и ощущения охоты. Так что через неделю мы вновь в кровь царапали локти, перемахивая в запретную зону. Не персики нужны были нам, но азарт.
Миниатюрный двухэтажный комплекс для ученых с дюжиной номеров располагался на красивом скалистом пьедестале, обсаженном реликтовыми деревьями, откуда открывался впечатляющий вид на Ялтинский залив. А на приватный пляж для заслуженных ботаников можно было попасть двумя волшебными путями: либо вальяжно спуститься по живописной полукилометровой лестнице, траекторившей среди неимоверных экзотических кустов, либо на экспресс-лифте и далее через мрачный просторный тоннель, выбитый в крымском граните и напоминающий столичное метро. Очевидно, что себестоимость этой по-сталински размашистой конструкции и её эксплуатация не могли быть компенсированы даже если бы над ней располагался многоэтажный отель с номерами по тысяче долларов за ночь. Естественно, резиденты той райской точки почти ничего не платили. А имели многое. «Они рубль считают за два и имеют на завтрак имбирный лимон», негодовал БГ, и был неправ. Потому что, имея на завтрак «имбирный лимон», мы помнили о том, что рубль неконвертируем. И желали это дело исправить. И желания свои вскоре реализовали. Каждый по-своему.
Впрочем, не возьмусь утверждать, что Костины мечты на сто процентов реализованы. Повторюсь: он с младых ногтей бредил кинематографом. И не как потребитель кинопродукции, а как человек для кино рожденный: он в нем разбирался много лучше самых маститых отечественных профи. Однако пошел, что называется, по стопам родителя. Его отец был заслуженным биологом, и единственное чадо поступило в соответствующий вуз, на биофак Ленинградского универа.
Поэтому, между прочим, в нашей компании у Кости было прозвище Ботаник, которое, подчеркну, абсолютно не имело нынешней пренебрежительной коннотации. Просто тем самым обозначался тогдашний фронт служебных интересов перспективного советского микробиолога и будущего постсоветского медиамагната.
– Сейчас Ботаник приедет, познакомишься,
– лукаво молвила Наташа Макаревич, знавшая, что я недоверчиво привечаю новичков, не апробированных ветеранами нашей тусовки на нейтральной территории типа пляжа в Серебряном бору или притона в Сокольниках, которым служила однокомнатная квартира на втором этаже хрущевской пятиэтажки.
«Костины мечты на сто процентов реализованы?»
Хозяином притона был небезызвестный Миша Королев – сертифицированная душа компании, обладатель чудного волжского баса, простенькой гитары, ну и (да-да) старого любительского фотоаппарата. Сокурсник Анатолия «Криса» Кельми и Владимира «Джеймса» Кузьмина. В ту пору ни разу не культовый фотограф российского глянца.
Нет, не было тогда в Москве ни глянца, ни России. Был сплошной СССР, и мы все дружно и старательно опровергали лживый тезис о том, что секса у нас нет.
Миша Королев (справа) с Андреем Заблудовским
Случались, конечно, «дни, когда опустишь руки, и не ни слов, ни музыки, ни сил» ©, но в основном наши будни – в контексте серых телеканалов, заполненных скучной камерной музыкой и бесконечными монотонными репортажами с нескончаемых съездов разномасштабных подразделений КПСС & ВЛКСМ, – были заполнены отнюдь не безопасным сексом, подпольными рок-концертами, разнузданным весельем, фрондой, и все это было плотно упаковано и залито липким портвейном.
Те, кто обладал свободной территорией, всегда становились жертвами набегов. Звезда мгимошных дискотек Саша Любимов, где он был диск-жокеем, снимал всего лишь комнату в коммуналке и не мог привечать гостей. А вот будущий фотограф номер один Королев, сожительствующий на тридцати квадратных метрах со своей ироничной подружкой, медсестрой Надей, имевшей в силу проф-специфики доступ к самым интересным препаратам, вынужден был принимать гостей семь раз в неделю.
МАЛЕНЬКИЕ МАКАРЕВИЧИ
Особенно, конечно, ценилась «площадка Макаревича». Сам-то музыкант жил на площади Гагарина, однако прописан был в однокомнатной квартире на Комсомольском проспекте, что напротив МДМ. В этом богемном гнезде на первом этаже кирпичной девятиэтажки жила его единственная сестренка. Которая, в свою очередь, была прописана в квартире родителей, находившейся в этом же доме, но несколькими этажами выше. Последнее обстоятельство было бесспорным преимуществом точки: продукты никогда не кончались. Ни-ког-да. В любое время юную Наталь Вадимовну можно было склонить к вылазке в родительский холодильник за банкой паюсной или коробкой гэдээровского печенья.
Макаревич с родителями
Наташа вышла замуж в шестнадцать лет, якобы по залёту банальному, а на самом деле по любви истинной.
Просто, чтобы влюбленные не жили во грехе, родители им сделали соответствующую справку для ЗАГСа. Мама Макаревичей, Нинэль Марковна, была медиком со стажем, потому получить такую лицензию на ранний брак ей труда не составляло.
Натальин муж, Валера Воронин, лет на пять постарше супруги. Единственный в той компании, кто прошел школу срочной службы в рядах «непобедимой и легендарной» («Кто в армии служил, тот в цирке не смеется» – его любимая присказка). Обладатель завидной атлетической фигуры, хитроватого неисчерпаемого обаяния, бесспорного чувства юмора, загадочной славянской ироничности и немереного тестостерона, что доказывала ранняя лысина, которая придавала спортивному улыбчивому блондину солидный шарм.
Его молодая супруга, напротив, была миниатюрной брюнеткой с таинственным восточным драйвом и вечно пылающими очами. Оба учились в МАрхИ, который Андрей Макаревич не без проблем (его слили с дневного отделения за «Машину времени») закончил года за три до моего с этой семьей знакомства.
Чтобы отличать эту пару от семейства Макаревича-старшего, за глаза их звали «Маленькие».
У Валеры есть старшая сестра, Ольга, которая была одноклассницей и боевой подругой Миши Королева. Я не видел Олю с конца восьмидесятых, но в июне 2011 года мы с ней вновь пересеклись, в студии Михаила на знаменитом «Винзаводе». По не самому весёлому поводу: поминали общую знакомую. Ностальгировали, естественно, по нашим лихим куражам, мыли косточки общим знакомым, которые по капризу судьбы все как один стали социально значимыми (©).
Кстати, Костю Эрнста Оля Воронина почему-то никогда особенно не жаловала, хотя он был другом семьи достаточно долго и та же программа «Смак» (что изначально, до прихода Вани Урганта, означало «С МАКаревичем») на Первом появилась именно с подачи Эрнста, который тогда каналом не руководил, но имел серьезное влияние на Влада Листьева, как раз в 1993-м возглавившего телекомпанию ВИD.
В тот же Никитский сад мы, бывало, ездили втроем: Эрнст, младшая Макаревич и я. Потом в том же составе, но вместо Наташи – её муж. В полном комплекте, увы, поехать не смогли ни разу. Родился Андрюша, племянник Андрея Макаревича, и жить в одном номере с младенцем было не с руки, учитывая тогдашние наши алкогольные пристрастия.