Вера была красивой женщиной, и это являлось ее основным и, можно сказать, единственным талантом. Всего остального от Бога ей досталось средне. Средне способностей, средне здоровья, средне удачливости. Красота обычно дается людям впридачу с глупостью. Здесь же и ума вышло тоже средне. То есть для совершения революции, скажем, в физике – маловато, а для того чтобы осознавать свою привлекательность, приумножать разными ухищрениями и уметь ловко ей пользоваться, – достаточно. Она ценила свое восхитительное тельце, холила, лелеяла, наряжала, красила, завивала тщательно, своевременно, столько, сколько было необходимо, и, может, даже больше. За это оно служило ей верой и правдой, никогда не подводило, и ценителей у красотки было всегда предостаточно. Их стадом она научилась управлять еще в детсадовском возрасте, а к текущим годам это умение уже превратилось в настоящее искусство.
В ее фан-клубе был полный порядок: все чинно и благородно, каждый знал свое место, понимал предназначение и приносил пользу в обмен на причастность к красоте и пусть призрачную, но надежду на нечто большее. Понимая, сколь важна на таком скользком пути добрая репутация, к телу своему девушка допускала крайне редко. Это бывало обычно как вознаграждение за что-то экстранеобходимое, как награда за многолетние заслуги, либо же как расплата за поражение в столкновении с каким-нибудь супершустрым ловеласом (случалось и такое). Основная же масса влюбленных так и оставалась ни с чем. Она динамила их годами. Муж ее Малофеев, упомянутый выше, также в этой области никакими особенными привилегиями не пользовался, имел счастье сношения с ней почти на общих основаниях и тоже лишь за нечто сверхъестественное. Понятно, давно завел себе партнершу попроще и пропадал обычно не на работе, как говорил, а у нее. Вера догадывалась об этом, но не печалилась, так как ей было до лампочки, где он и с кем, лишь бы работал и обеспечивал ей приличное содержание.
Эдуард тоже давно барахтался в этих сетях. Нельзя сказать, что был влюблен, но желание познакомиться с устройством интимных органов красавицы имел преогромное. В силу уже перечисленных выше причин своей привлекательности для противоположного пола, он сумел выделиться из толпы соперников, добился особых соседско-панибратских отношений, но похвастаться свершившимся актом все никак не мог.
Он перевел взгляд от ярко-зеленых глаз соседки на место, где соединялись ее красивые ноги, соблазнительно обтянутые модными джинсами, подумал: «Ну, теперь-то она мне точно даст». И нехотя разрешил:
– Смотри уж. Что теперь с тобой поделать?
Вера кивнула Лехе, тот стал полотна одно за другим поднимать, а она, пересев поближе, с интересом рассматривать.
– Вы не поверите, мальчики, а я ведь была зимой в музее этом. Зойка-товаровед позвонила – сапоги финские привезли. Я рванула, хотела успеть до обеда, но куда там… Трамваи встали. Приезжаю – уже все закрыто, а на улице минус тридцать. Что делать? Смотрю, напротив через дорогу музей. Зашла – погреюсь, думаю. В кассах холодище, еще хмыри какие-то курят, а внутрь вход – рубль. Жалко. Вдруг откуда-то сбоку из двери дед выползает, лет сто. «Мужчина, почему билеты такие дорогие?» – спрашиваю. Он меня увидел, костыль за спину спрятал, усы распустил, выгнулся, как морской конек. «А прэлэстных барышэнь, – говорит, – бэсплатно пускаэм». Провел, все показал, даже к себе в кабинет на чай затащить пытался. Еле отбилась. Брр…
Леха заржал. А Эдуард спросил:
– Работает, что ли, там?
– Заместитель директора по какой-то там части… Имя запоминающееся… что-то типа Бенциан Афиногенович, Афиноген ли Бенцианович, не помню точно… Телефон записал на бумажке. В любой момент дня и ночи звони, говорит, гамадрил старый.
– Телефон – это хорошо. Может пригодиться, – буркнул хозяин наследства.
– Да ладно, Эд, кончай дуться. Вера – нужный человек. Пусть с нами едет. Жалко, что ли?
В процессе просмотра красавица слегка касалась бедром Лехиного плеча. Тот разомлел и от этого был полностью на ее стороне.
– Да нет, почему же? За твой счет только. Одна картина – вам. Остальное – мое. Идет?
Лехиной широкой натуре было плевать, а Вера понимала, насколько условен этот раздел шкуры неубитого медведя. Поэтому они почти хором ответили:
– Идет.
– Ну и отличненько. – Эдуард резко повеселел. Он ожидал напряженный торг, а все решилось быстро и к тому же в его пользу: приобрел еще одного бойца (и не только) и остался при своих. – Сразу договариваемся: я главный, вы делаете, что прикажу. – Строго посмотрел он в глаза Вере.
– Я не против, но только если это в рамках приличия, – кокетливо улыбнулась та, натягивая футболку дальше на бедра.
– Да, – вырвалось у Лехи в ее поддержку, – в рамках.
– Фу… А ты-то за что волнуешься? – брезгливо поморщился Эдуард.
– А кто тебя знает… – Тот скопировал жест, которым приятель обычно поправлял прическу. – Власть развращает.
Все заржали. Это разрядило обстановку.
– А что это вы тут пьете такое красивое? – Вера с интересом посмотрела на стол, потом на соседа по кровати.
Тот вскочил и услужливо подал ей бутылку.
– Уиски Джони Уолкер. Я ставлю. Институт закончил. Вот так вот, стал промышленным дизайнером и лейтенантом запаса, – гордо доложил Леха и незаметно придвинулся к девушке так, чтобы касаться ее плечом и бедром.
– Что ты говоришь?.. Ты в институте учился, Сергей? – весьма натурально удивилась та.
До этого они несколько раз так же сидели рядышком на этой самой кровати, болтали, выпивали, и Вера прекрасно знала его имя и что они с Эдуардом были когда-то однокурсниками.
– Алексей, – сухо поправил ее виновник торжества и отодвинулся.
– А, точно… Как я могла забыть. Извини, Алексей.
– Наливай тогда, запасной лейтенант. – Эдуард ухмыльнулся, ему понравилось, как поставили на место молодого, неопытного соперника. – Стаканчик только принеси даме. Да, и спрячь картины, а то еще завалим.
Леха свернул полотна, положил в чемодан и запихнул его под кровать.
– Тебе может быть со льдом налить, Вера? – блеснул он осведомленностью, вернувшись с бокалом.
– У вас и лед есть? – удивилась девушка.
– Не надо никакого льда, – ответил за нее Эдуард. – Это он снег в морозилке льдом называет. Тебе вряд ли понравится.
– Тогда без, Алексей. Спасибо, – улыбнулась Вера.
– Как скажешь, – пожал Леха плечами, наливая.
– За нашу банду. Чтоб вырваться из этого вонючего совка и стать свободными людьми, – провозгласил тост Эдуард.
– И богатыми, – добавила Вера.
Они подняли бокалы, чокнулись и выпили.
Тут в дверь вихрем ворвался Арчибальд – вернувшаяся с работы мать впустила. Он был грязен, вонюч, но безумно счастлив всех видеть. Первым досталось гостям, те глазом моргнуть не успели, как он сходу заскочил на кровать, обступал мокрыми лапами и дружески облизал сначала Веру, потом Леху. Далее, не обращая внимания на устроенный переполох, попытался перескочить на кресло к хозяину, но в полете был метко сбит ногой последнего.
– Мать! – заорал Эдуард как бешеный. – Сколько можно говорить, держать надо собаку, когда с улицы приводишь!
В комнату крупной рысью влетела пожилая женщина.
– Да разве его поймаешь?
Пес, ничуть не обидевшийся на пинок, уже стоял передними лапами на столе и, жадно нюхая воздух, исследовал его содержимое.
– А ну иди сюда, бесстыдник! Она, держась за спину, склонилась схватить его, но куда там. Террорист, убедившись, что ничего съедобного в комнате нет, ловко вывернулся и так же быстро, как появился, исчез в дверях.
– Здравствуйте, Людмила Ивановна, – дружно поздоровались Леха с Верой.
– Здравствуйте, ребята… Ой, Верочка, дайте вашу кофточку, я быстренько постираю, – предложила она, заметив два бурых следа от Арчибальдовых лап на светлой футболке девушки.