Вместо боевой и политической подготовки между караулами и авралами комбат частенько откомандировывал меня на военном КамАЗе, гружёном кучей перегоревших электродвигателей, в легендарный таёжный городок под названием Зея.
Городок расположен у южных склонов хребта Тукурингра на берегу одноимённой реки. Он знаменит циклопическим сооружением, которым заперли таёжную красавицу в объятиях горного хребта, сотворив бескрайнее Зейское водохранилище.
Зейскую ГЭС ещё с 60-х строили всей страной в течение 20 лет, и у меня захватывало дух от масштабности проекта и гордости, когда я озирал покорённые горные кручи и бескрайние таёжные просторы со 110 метровой высоты водосбросной стенки.
Уму непостижимо, как впоследствии могла небольшая кучка рыночных умников присвоить себе труды тысяч и тысяч самоотверженных первопроходцев: геологов, маркшейдеров, буровиков, бетонщиков, водителей и строителей различных специальностей советской эпохи – трудившихся во славу Родины и трудового народа.
Население городка в основном составляли люди, приехавшие в своё время на строительство ГЭС, геологи, золотодобытчики и работники леспромхозов. Люди грамотные, открытые и решительные. Суровые условия жизни выковали свои законы и правила взаимоотношений, основанные на взаимовыручке и не прощавшие подлость. Так или иначе, деятельность жителей городка была связана с тайгой, в связи с чем почти у каждого имелся «ствол», а то и не один. От этих крепких и сильных людей так и веяло духом первооткрывателей из рассказов Джека Лондона.
В очередной раз, когда я привёз в Зею электродвигатели на перемотку, ко мне подошёл широкоплечий мужчина средних лет и среднего же роста, улыбавшийся во весь железнозубый рот. С бородой и чёрными бездонными глазами, одетый в меховую куртку, расстёгнутую настежь, и свитер грубой вязки, в пышной лисьей шапке с хвостом назад и с кожаным чехлом от ружья, закинутым за спину, – он напоминал мне басмача из какого-то героического советского фильма.
– Здорово! Ты что ли будешь Пономарчук? – по-свойски открыто спросил он.
– Да, – ответил я с лёгким недоумением. – Чем обязан?
– Ничем ты не обязан. У нас с тобой одна фамилия! – сказал он, широко улыбаясь, и принялся трясти мою руку.
Сергей, так его звали, узнал обо мне от братьев, которые занимались в городе Зея перемоткой электродвигателей, они-то и вычислили меня по фамилии в приёмо-сдаточном акте.
Мы пообщались, и он сразу пригласил меня к себе домой. Я как-то не был готов к такому позитивному напору и отказался, сославшись на необходимость возвращаться в воинскую часть, но его открытость и доброжелательность мне импонировали, и я, в свою очередь, чисто формально пригласил его к себе домой в Магдагачи.
Дело было в начале сурового декабря, и, вернувшись в часть, я с головой погрузился в круговерть ежедневных никому не нужных тягот и подвигов, что напрочь выбило из моей памяти крепкого таёжного парня.
Где-то через неделю, часов в десять вечера, в дверь моей однокомнатной служебной квартиры кто-то настойчиво постучал. Жена – молодая и хрупкая девочка, вывезенная мною из далёкой, сытой и культурной Прибалтики, вопросительно посмотрела на меня широко открытыми глазами, подёрнутыми страхом перед постоянной, неотвратимой неизвестностью. Для неё каждый день в Магдагачах был настоящим испытанием, но она держалась «молодцом» и постепенно осваивала нелёгкую профессию жены офицера. Я успокоил её и, ругнувшись, пошёл открывать дверь, в ожидании очередного ночного аврала.
Однако стоило мне открыть дверь, как в неё ввалился улыбавшийся Серёга – бородатый, в лисьей шапке, с большим рюкзаком за спиной и карабином в руке. Сказать, что я обалдел – значит не сказать ничего, а в глазах жены стоял просто тихий ужас.
Серёга озарил нас своей железной улыбкой, поздоровался, поставил «ствол», скинул с плеча рюкзак, снял шапку и начал разуваться. Я пожал ему руку и пригласил на кухню, поскольку в комнате спала маленькая дочка, шепнув при этом жене, что надо чего-нибудь организовать «на стол». Нина достала из-под подоконника две банки тушёнки, банку кабачковой икры, пачку галет и замерла возле окна в лёгком шоке. Потом тихим голосом пролепетала, что это – всё… но есть ещё макароны, и их надо варить.
Назревала неловкая пауза, поскольку еды дома не было, а «продпаёк» я ещё не получил.
Но неловкой паузы не случилось, ибо Сергей, едва успев познакомиться с Ниной, начал, как натуральный Дед Мороз, извлекать из своего огромного рюкзака всякую снедь. К ужасу жены и моему удивлению, он вытащил и положил на кухонный стол четыре ободранных от шкуры, замороженных косульих ноги и перепачканный кровью пакет, как оказалось позднее, с печенью косули. Следом появились: три банки с различными соленьями, круглый каравай хлеба и целлофановый пакет с шоколадными конфетами. После чего Сергей попросил у Нины сковородку и нож. Нина, как загипнотизированный кролик, робко протянула ему наш кухонный нож…
Неодобрительно пощупав пальцем его лезвие, Сергей вытащил из ножен, висевших у него на поясе, свой охотничий. Он взял мёрзлую косулью ляжку и начал строгать мясо прямо на сковородку, параллельно рассказывая нам о звериных следах, которые видел на пути в Магдагачи.
Уже через пятнадцать минут стол ломился от разносолов, и на плите скворчало мясо. Серёга угощал меня ломтиками сырой косульей печени с луком, а Нина пила горячий чай с шоколадными конфетами и, как ребёнок, хлопала удивлёнными глазами.
Общение текло само собой – непринуждённо и приятно. Под мясо я выставил пол-литра разведённого спирта, но Сергей категорически отверг предложение, сказав, что не пьёт от слова «вообще», и мы, вооружившись вилками, напали на нежную благоухающую дичь.
Он рассказывал, как работал в геологической партии, как мыл золото в артелях, извлекая из памяти различные смешные и курьёзные случаи, а я воодушевлённо слушал… Слушал и сетовал на то, что отец, служа в советской армии, успевал и служить с удовольствием, и по заграницам ездить, и охотиться, и призы получать за меткую стрельбу… а у меня в Магдагачах сплошное выживание – неблагодарное и будничное.
Вникнув в мои чаяния и узнав, что на новогодние праздники у меня намечается аж четыре выходных и имеется определённый спиртовой запас, Сергей предложил мне съездить на его «Ниве» в Бомнак за соболями, а заодно проветриться и поохотиться. Я просто не верил своим ушам и, конечно же, согласился.
Спать легли мы далеко за полночь. Сергей без претензий завалился на постеленные на пол куртки и шубы и засопел. Наутро мы перекусили остатками мяса и разъехались в разные стороны: он на своей «Ниве» малинового цвета куда-то в сторону Шимановска, а я – на дежурной машине в сторону кочегарок, казарм и караулок.
Ближе к Новому году, вечером условленного дня, Сергей приехал за мной на своей «Ниве», и мы отправились в наше увлекательное путешествие, срезая дорогу до города Зея через полузаброшенные таёжные деревеньки.
Одетые в снеговые рукавицы сосновые и еловые ветки свешивались по обеим сторонам узкой лесной дороги. В свете фар они мне казались лапами хищных таёжных великанов, которые охотились на беспечных людишек, осмелившихся сунуться в эту морозную ночь в их непролазную дремучую чащу. Я смотрел на заснеженную колею дороги, петлявшую и постоянно подкидывавшую под наши колёса ветки с коварными острыми сучьями, и пытался прогнать из головы мысли о последствиях… если «Нива» всё же заглохнет.
Однако Сергей моих опасений не разделял и, как показало время, его абсолютная уверенность не была бравадой, поскольку основывалась на богатом опыте выживания в суровых таёжных условиях. Он рассказывал мне увлекательные истории из своей жизни, «зарезая» время от времени обочины лесной дороги – освещая фарами попадавшиеся опушки и луговины в поисках «глаз». Охота «из-под фары» – для тех мест была обычным способом разжиться между делом диким мясом к ужину, в связи с чем карабин у Сергея всегда лежал наготове между сиденьями.