Мелочи накапливались, накапливались и накапливались до тех пор, пока мой сарказм не стал восприниматься как грубость – как и все, что слетало с моих губ. Мама всегда предупреждала, что некоторые люди охотно верят в самое плохое. Это было прискорбной и досадной правдой.
Но я знала, кто я и что я делаю. Я не могла заставить себя сожалеть об этом. Во всяком случае, в большинстве случаев. Возможно, моя жизнь была бы намного проще, имей я доброту своей сестры или характер мамы, но я не была такой и никогда не стану.
Тебя определяют твои поступки, и либо ты проживаешь жизнь, прогибаясь, чтобы сделать других счастливыми, либо… нет.
А я была чертовски уверена, что у меня есть дела поважнее.
Мне просто хотелось убедиться, то ли это, о чем я думаю, иду ли я на это с открытыми глазами. Я никогда больше не стану закрывать глаза и надеяться на лучшее. Тем более когда в этом участвует человек, который в ту пору, когда я была одиночницей, после каждого соревнования записывал все мои ошибки, допущенные во время исполнения короткой и произвольной программ, – и старался, чтобы я, блин, точно узнала, почему проиграла. Так поступают только херовы мудаки.
– Ты настолько отчаялся? – напрямую спросила я Ивана, встретив взгляд серо-голубых глаз, которые он не отводил от меня. Я выразилась жестоко, но мне было все равно. Я хотела знать правду. – Больше никто не хочет кататься с тобой в паре?
Он все еще не отвел своих ледяных глаз. Его длинное мускулистое тело не дрогнуло. Он даже не скорчил рожу, как делал обычно, когда я открывала рот и обращалась к нему.
Абсолютно уверенный в себе, в своем таланте, в своем месте в этом мире, в том, что за ним сила, Иван просто встретил мой взгляд, оценивая в ответ. А потом открыл рот и снова показал истинного себя.
– Ну ты-то должна знать, каково это?
Вот же с…
– Ваня, – чуть ли не выкрикнула тренер Ли, качая головой, как мать, ругающая ребенка, который не умеет держать язык за зубами. – Прости, Джесмин…
При нормальных обстоятельствах я бы проговорила одними губами: Я надеру твою долбаную задницу, но сейчас я сдержалась. Еле-еле. Вместо этого я, пристально посмотрев в это ясное лицо с идеальными чертами… представила, что обвиваю его шею руками и сжимаю изо всех сил. Я даже никому не смогла бы сказать о том, какой выдержки мне это стоило, потому что мне никто бы не поверил.
Возможно, я повзрослела.
Потом я во второй раз надолго уставилась на него, думая, что при первой же возможности плюну ему в рожу, и решила, что со взрослением я преувеличила. К счастью, я осмелилась сказать только:
– Я и правда знаю, каково это, козлина.
Тренер Ли проворчала себе под нос что-то неразборчивое, но, не услышав от нее просьбы не разговаривать так с Иваном, я продолжила:
– На самом деле, Сатана, – у него затрепетали ноздри, что не укрылось от моего взгляда, – я просто хочу знать: ты обращаешься ко мне потому, что никто другой не желает связываться с тобой – а это полная бессмыслица, поэтому не держи меня за дуру, – или есть какие-то другие скрытые мотивы, которых я не понимаю? – Словно это подлейшая первоапрельская шутка с его стороны. У меня наконец-то появится шанс убить его, если это окажется так.
Тренер Ли снова вздохнула, что заставило меня перевести взгляд на нее. Она покачивала головой и, честно говоря, выглядела так, будто ей хотелось рвать волосы на голове; раньше я никогда не видела у нее такого выражения лица и поэтому занервничала. Наверное, до нее наконец доходило: мы с Иваном – лед и пламень. Мы несовместимы. Даже когда дело не доходило до разговора, мы испепеляли друг друга взглядами и обменивались неприличными жестами. Не один раз, когда я ужинала в доме его родителей, мы вели себя именно таким образом.
Но через секунду после того, как тошнота у меня в желудке почти достигла предела, плечи тренера Ли поникли. Бросив взгляд на потолок, она кивнула, как будто скорее самой себе, чем соглашаясь со мной, и наконец сказала:
– Хочу верить, что это не выйдет за пределы этой комнаты.
Иван издал какой-то звук, который тренер проигнорировала, но я была слишком занята размышлениями о том, что она не попросила меня больше не называть Ивана Сатаной и козлиной.
Очнувшись, я сосредоточилась.
– Мне некому сказать, – сказала я, и это было правдой. Я умею хранить секреты. Я очень хорошо умею хранить секреты.
Опустив подбородок, женщина остановила на мне взгляд и затем продолжила.
– Мы…
Идиот в кресле издал еще один звук, после чего выпрямился и перебил ее:
– Больше никого нет.
Я захлопала глазами.
Он продолжил:
– Это всего на год…
Подожди-ка.
На год?
Сукин сын, я знала, что это слишком заманчиво, чтобы быть правдой. Я знала это.
– Минди… пропускает сезон, – объяснил черноволосый мужчина, его голос звучал напряженно и чуть обиженно, когда он произносил имя той самой партнерши, с которой катался последние три сезона. – На это время мне нужна партнерша.
Разумеется. Разумеется. Вскинув подбородок, я подняла глаза к потолку и покачала головой, ощущая, как разочарование наносит мне удар прямо под дых, напоминая о том, что оно всегда было рядом и просто ожидало подходящего момента, чтобы заявить о себе.
Потому что оно не исчезло.
Я не могла вспомнить, когда в последний раз не испытывала разочарования в чем-либо, главным образом в самой себе.
Проклятье. Я должна была догадаться. Разве кто-нибудь обратился бы ко мне? С просьбой стать его постоянной партнершей? Конечно, нет.
Боже, я такая неудачница. Даже если я только рассматривала такую возможность… я была идиоткой. Я это отлично понимала. Мне не выпадает такая удача. Никогда не выпадала.
– Джесмин. – Голос тренера Ли звучал спокойно, но я не смотрела на нее. – Это было бы для тебя прекрасной возможностью…
Мне нужно было просто уйти. Какой смысл сидеть здесь и просто тратить время, если я все больше и больше опаздывала на работу. Глупая, глупая, глупая Джесмин.
– …Ты сможешь набраться опыта. Будешь соревноваться с ведущими спортсменами страны и чемпионами мира, – продолжала она, бросая на ветер слова, которые я, в принципе, игнорировала.
Может быть, для меня пришло время закончить с фигурным катанием. Какого еще знака я дожидалась? Господи, я была идиоткой.
Черт возьми, черт возьми, черт возьми.
– Джесмин, – очень мягко произнесла тренер Ли, почти, просто почти сердечно. – Ты сможешь выиграть чемпионат или хотя бы Кубок…
И это вынудило меня опустить подбородок и посмотреть на нее.
Она вскинула одну бровь, как будто знала, что это могло привлечь мое внимание, и не без основания.
– А потом сможешь найти партнера. Я могла бы помочь. И Иван тоже.
Я проигнорировала слова о том, что Иван мог бы помочь мне найти партнера, потому что очень сомневалась, что такая хрень вообще когда-нибудь произойдет, но – но – остального я не пропустила мимо ушей.
Чемпионат. Мать твою, Кубок. Любой Кубок.
По правде сказать, я не выигрывала ни одного с тех пор, как была юниоркой и перешла во взрослую категорию, в которой к этому моменту находилась уже много лет.
Кроме того, было еще одно – тренер Ли могла помочь мне найти партнера.
Но главное – гребаный чемпионат. Или по меньшей мере возможность участвовать в нем, реальная возможность. Надежда.
Как будто незнакомец предлагал маленькому ребенку конфетку за то, что тот сядет в его машину, и я была этим неразумным маленьким ребенком. Если не считать того, что эта женщина и этот кретин размахивали двумя вещами, которых я желала больше, чем чего-либо. Этого было достаточно для того, чтобы я перестала думать и заткнулась.
– Может, это и выглядит как дерзкая затея, но, если приложить побольше усилий, мы думаем, что все получится, – продолжала женщина, глядя прямо перед собой. – Я не вижу никаких препятствий, если быть до конца честной. За десять лет у Ивана не было ни одного неудачного сезона.