– Обсуждали что? – лениво спросила я. Я бы приняла все, что бы она ни сказала. Хорошее или плохое. Я пережила все, что обо мне говорили, напомнила я себе. И когда при воспоминании об этих неприятностях у меня в душе ничего не перевернулось и не сжалось, я почувствовала себя лучше.
Тренер быстро скользнула по мне глазами, а потом одарила идиота на стуле недовольным взглядом.
– Он не должен был открывать рот, пока я все тебе не расскажу.
Я выдавила из себя только одно слово:
– Почему?
Женщина с нескрываемым раздражением глубоко вздохнула – мне был знаком этот вздох – и снова перевела взгляд на мужчину на стуле.
– Потому что мы пытаемся привлечь тебя в свою команду, вместо того чтобы напоминать о возможных причинах этого не делать.
Я моргнула. Опять.
А потом, не сумев сдержаться, повернула голову и ухмыльнулась, глядя на идиота в офисном кресле. Его ребяческая ухмылка никуда не делась, не исчезла даже тогда, когда он заметил, что я смотрю прямо на него.
Тупица, – беззвучно проговорила я, не успев сдержаться и вспомнив, что я собиралась быть выше этого.
Придурочная, – беззвучно произнес он в ответ.
После чего ухмылка быстро слетела с его лица, в принципе, как и всегда.
– Отлично, – сказала тренер Ли, раздраженно усмехнувшись, хотя в этом вообще не было ничего смешного. Я стояла и сверлила глазами демона в кресле, злясь на себя за то, что позволила ему себя разозлить. – Давайте на минуту вернемся к тому, о чем говорили. Джесмин, прошу, не обращай больше внимания сама знаешь на кого. Он не должен был открывать рта, чтобы не испортить наш важный разговор, о котором он прекрасно осведомлен.
Мне потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы снова повернуться к женщине, вместо того чтобы сосредоточиться на мужчине слева от меня.
Тренер Ли одарила меня улыбкой, которую я назвала бы безнадежной, принадлежи она кому-то другому. Она продолжала идти к своей цели напролом.
– Нам с Иваном хотелось бы, чтобы ты стала его новой партнершей. – Ее брови приподнялись, а на лице застыла та странная улыбка, которой я не верила. – Если тебе это интересно.
Нам с Иваном хотелось бы, чтобы ты стала его новой партнершей.
Если тебе это интересно.
Они – люди, которые выглядели и говорили как тренер Ли и Иван – хотели, чтобы я стала его новой партнершей?
Я.
Это просто дурацкая шутка, да?
За долю секунды я успела подумать, что здесь не обошлось без Карины, но потом решила, что этого не может быть. Прошло больше месяца с нашего последнего разговора. И она слишком хорошо знала меня, чтобы попытаться совершить нечто подобное. Тем более когда в это замешан не кто-нибудь, а Луков.
Но это ведь шутка… правда? Иван и я? Я и Иван? Всего месяц назад он спрашивал, закончится ли у меня когда-нибудь пубертатный период. И я ответила, что закончится тогда же, когда у него вырастут яйца.
Все из-за того, что мы попытались выйти на лед в одно и то же время. И она была там. Тренер Ли слышала нас. Я уверена.
– Не понимаю, – смутившись, медленно проговорила я. Я обращалась к ним обоим, слегка обиженная и не уверенная, на кого, черт возьми, нужно смотреть или что, черт побери, делать, потому что во всей ситуации не было никакого смысла. Ни единой капли смысла.
От моего внимания не ускользнуло, как они обменялись взглядами, которые сложно было разобрать, а затем тренер Ли, со своим вечно уставшим выражением лица, спросила:
– Чего ты не понимаешь?
Они могли бы обратиться к тысяче других девушек, большинство из которых моложе меня, что очень важно для этого вида спорта. Было совершенно нелогично просить меня… разве что я была лучше любой другой из этих девушек. По крайней мере, в техническом плане, а под техническим планом я подразумеваю прыжки и вращения, две вещи, которые у меня выходили лучше всех. Но порой умения прыгать выше всех и вращаться быстрее всех недостаточно. Для общей оценки не менее важны и многие другие компоненты программы – навыки катания на коньках, переходы, артистичность и чистота исполнения, хореография и интерпретация.
А я никогда не была слишком сильна в этих вещах. Все ругали моего хореографа. Моих тренеров за выбор неудачной музыки. Меня за то, что «не вкладываю душу», и за то, что «недостаточно артистична» и «не обладаю никакой интуицией». Нас с моим бывшим партнером за то, что не составляли «единого целого». Меня – что недостаточно доверяла ему. И, возможно, именно этим в огромной степени объяснялось, почему я не добилась успеха.
Этим и моей одышкой.
Правда.
Проглотив обиду, – по крайней мере сейчас, – я стала рассматривать этих двух знакомых и одновременно чужих мне людей.
– Вы хотите, чтобы я попробовала стать его, – я показала большим пальцем в ту сторону, где сидел Иван, чтобы убедиться, что мы говорим об одном и том же, – партнершей? – Я снова моргнула и втянула воздух, чтобы успокоить давление. – Я?
Женщина кивнула. Не колеблясь. Не бросив косого взгляда. Просто четко, резко кивнула.
– Почему? – Это прозвучало, скорее, как обвинение, а не вопрос, но что, черт возьми, мне было делать? Вести себя так, будто не случилось ничего экстраординарного?
Иван фыркнул и поерзал на стуле, вытянув ноги так, что теперь они лежали на ковре. Он дергал коленом.
– Ты хочешь объяснений?
Не посылай его куда подальше. Не посылай его куда подальше. Не делай этого, Джесмин.
Я не послала. И не пошлю.
Не делай этого.
– Да, – сухо сказала я, хотя вышло гораздо любезнее, чем он того заслуживал и обычно слышал от меня, – это все из-за ощущения стесненности в теле. Некоторые вещи кажутся слишком хорошими, чтобы быть правдой. Я никогда об этом не забывала. Не могла. – Почему? – снова спросила я, не собираясь уступать, пока мы не разберемся в этом дерьме.
Никто из них не произнес ни слова. Или, может, я была слишком нетерпелива, потому что продолжила говорить, не дождавшись ответа.
– Все мы прекрасно знаем, что с этой просьбой вы можете обратиться к фигуристкам помоложе, – добавила я, потому что какой был смысл скрывать, что именно так я и думала. Ну, то есть это же полный бред. Розыгрыш. Ночной кошмар. Самая большая подлость, которую люди мне делали… если все это было неправдой.
И что, черт возьми, происходит с моим давлением? Я вдруг почувствовала тошноту. Нащупав пальцами браслет, я сглотнула и посмотрела на двух практически чужих мне людей. Я старалась говорить ровным голосом и контролировать свои эмоции:
– Я хочу знать, почему вы пришли ко мне. Во-первых, есть девушки на пять лет младше, а во-вторых, есть те, у кого больше опыта в парном катании. Вам ведь известно, почему я не смогла найти другого партнера, – выпалила я, не удержавшись и оставив открытым свой вопрос «Почему?», будто приготовила бомбу замедленного действия.
Судя по их молчанию, они обо всем знали. Разве могло быть по-другому? Я давным-давно заработала дерьмовую репутацию и не могла избавиться от нее, несмотря на все усилия. Не моя вина, что люди повторяют обрывки, которые им хочется слышать, вместо того чтобы узнать всю историю целиком.
С ней сложно работать, – говорил Пол любому, кому было дело до парного катания.
Возможно, все сложилось бы иначе, объясняй я каждый свой поступок, но я этого не делала. И не сожалела. Мне было все равно, что думают другие.
Во всяком случае, до тех пор, пока это не стало оборачиваться против меня.
Но теперь было слишком поздно. Мне не оставалось ничего другого, кроме как признаться в этом. И я призналась.
Я толкнула одного ублюдка – конькобежца, который схватил меня за задницу, – и стала злодейкой.
Я обозвала мамашу одной из своих напарниц по катку шлюхой после ее замечания о том, что моя мама наверняка мастер минета, раз уж ее муж на двадцать лет моложе нее, но это я оказалась невоспитанной кретинкой.
Со мной было сложно, потому что мне до всего было дело. Но как, черт побери, я могла забить на все, если каждое утро просыпалась в возбуждении от того, что занимаюсь этим видом спорта?