– Ничего страшного, обещаю, – осторожно проговорила немолодая женщина, словно издеваясь над моим смущением. Жестом она показала на стул рядом с Иваном. – Присядешь?
Если тебя просят сесть, хорошего не жди. Особенно если сесть предлагают рядом с Иваном. Так что я, пожалуй, откажусь.
– Я постою, – произнесла я, при этом звук моего голоса был таким же странным, как охватившее меня чувство.
Что происходит? Меня же не могут выкинуть из комплекса? Я ничего такого не сделала.
Если только те долбаные девчонки с воскресенья не настучали на меня. Черт.
– Джесмин, нам нужно всего две минуты, – неторопливо произнесла тренер Ли, продолжая указывать мне на стул.
Да, только этого дерьма мне не хватало, ситуация обострялась. Две минуты? За две минуты ничего хорошего не сделаешь. Я дважды в день чистила зубы больше двух минут.
Я не сдвинулась с места. Они настучали на меня. Маленькие засранки…
В подтверждение того, что я не умею скрывать свои мысли, тренер Ли, сидя за столом, вздохнула. Я заметила, как она быстро скользнула взглядом по Ивану, прежде чем снова посмотреть на меня. Она больше походила на адвоката, чем на фигуристку, которой когда-то была, и на тренера, которым стала теперь. Встав со своего места, женщина выпрямилась и, прежде чем заговорить, поджала губы.
– Тогда перейду сразу к делу. Насколько серьезно ты настроена отойти от дел?
Насколько серьезно я настроена отойти от дел? Так вот что все думают? Что я, твою мать, ухожу?
Не то чтобы… я сама решила остаться без партнера и пропустить целый сезон, но это неважно. Неважно. С моим давлением произошло нечто странное, чего прежде никогда не случалось, но я решила не обращать внимания ни на него, ни на слово на букву «о» и вместо этого сфокусировалась на самых важных словах, слетевших с ее губ.
– Почему вы спрашиваете? – медленно проговорила я, все еще продолжая волноваться. Совсем чуть-чуть.
Нужно было все-таки позвонить Карине.
По той прямолинейности, с которой действовала эта женщина и которую я бы оценила в любое другое время, стало ясно, что она не будет ходить вокруг да около. И от этого я, черт побери, удивилась еще сильнее, потому что не ожидала услышать от нее эту фразу. Меньше всего на свете я ожидала услышать от нее это. Блин, меньше всего на свете я ожидала услышать это от кого угодно.
– Мы хотим, чтобы ты стала новой партнершей Ивана, – сказала женщина. Просто. Вот. Так.
Просто вот так.
В жизни бывают моменты, когда ты начинаешь вспоминать, не принял ли случайно наркотики. Вдруг кто-то украдкой подмешал тебе ЛСД в выпивку? Или начинаешь думать, что на автомате принял обезболивающее, а это оказалась «ангельская пыль»[4].
Именно так я чувствовала себя в тот момент, стоя в кабинете генерального директора КЛ. Мне не оставалось ничего другого, кроме как моргнуть. Потом моргнуть еще несколько раз.
Потому что какого черта?
– Да, если ты готова пересмотреть свое желание отойти от дел, – продолжила женщина, снова использовав этот эвфемизм. А я стояла перед ней, гадая, кто бы мог подмешать мне в воду галлюциногенные таблетки, потому что это, блин, вообще было невозможно. Невозможно, чтобы эти слова действительно исходили от тренера Ли.
Ни за что на свете, черт побери.
Наверное, я ослышалась или просто почему-то прослушала гигантский фрагмент нашего разговора, потому что…
Потому.
Я и Иван? Партнеры? Не может быть. Ни единого шанса.
…так ведь?
Глава третья
Я не любила, когда меня пугали – да кто, блин, вообще, кроме фанатов ужастиков, такое любит? – но, если честно, меня вообще мало чем можно испугать. Пауки, летающие тараканы, мыши, темнота, клоуны, высота, углеводы, набор веса, смерть… ничего из этого не страшило меня. Я могу убить пауков, тараканов или мышь. Я могу включить свет. В целом могу дать пинка под зад клоуну (если только он не толстозадый). Несмотря на свой рост, я сильная и даже несколько лет вместе с сестрой посещала уроки самообороны. Высоты я вообще не боюсь. Углеводы великолепны, а если бы я поправилась, я знаю, как сбросить вес. И все мы когда-нибудь умрем. Ничто из этого не волновало меня. Ни капельки.
То, от чего я просыпалась по ночам, было нематериальным.
Например, тревогу из-за возможного провала и разочарование невозможно контролировать. Они просто существуют. Постоянно. И если и был какой-то способ справиться с ними, то я этому еще не научилась.
Я, наверное, могла сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз в жизни теряла контроль от страха, и всякий раз это было связано с фигурным катанием. Третий раз случился, когда я получила сотрясение мозга. Тогда врач сказал маме, что ей стоит подумать и забрать меня из фигурного катания, и я некоторое время искренне верила, что она заставит меня отказаться от него. Помню, как за этим сотрясением последовали еще два, и я боялась, что мама настоит на своем и скажет, что я не должна рисковать, учитывая последствия, к которым могут привести постоянные травмы мозга. Но она так не поступила.
Было еще несколько моментов, когда я ощущала вкус ваты во рту, а желудок сжимался и сотрясался… Не хотелось думать об этом чаще, чем того требовалось.
Но дела обстояли так. Отец в шутку говорил, что я способна на проявление только двух эмоций: безразличия и раздражения. Это было неправдой, но он недостаточно хорошо знал меня, чтобы понимать.
Но, когда я стояла там и раздумывала, сплю ли я, или нахожусь под воздействием наркотиков, или все это происходит в реальности – хотелось верить, что это так, что я не под действием галлюциногенов, – я слегка испугалась. Я не хотела спрашивать, правда ли это. Потому что: а если это неправда? Что, если это какая-то извращенная шутка?
Мне было мерзко оттого, что я чувствовала себя неуверенно.
Мне было безумно мерзко от осознания, что за ответ, который я так ждала, я, наверное, готова буду продать душу.
Но мама однажды сказала мне, что сожаление хуже страха. Тогда я этого не поняла, зато понимала теперь.
И именно с этой мыслью я озвучила вопрос, ответ на который существенная часть моего «я» не желала знать на случай, если это не то, что я хотела бы услышать. «В каком смысле партнершей?» – медленно спросила я, чтобы удостовериться. Я мучительно пыталась представить, о каком, черт побери, партнерстве идет речь в этом дурацком сне, который казался мне таким правдоподобным. Будем вместе в гребаный «Эрудит» играть?
Мужчина, за взрослением которого я наблюдала на расстоянии (бывавшем слишком близким), закатил свои ледяные голубые глаза. И, как и всякий раз, когда он закатывал глаза, я в ответ прищурила свои.
– В смысле кататься в паре, – ответил он, подразумевая что-то вроде «господи боже». Он напрашивался на пощечину. – А ты о чем подумала? О кадрили?
Я моргнула.
– Ваня! – зашипела тренер Ли, и краешком глаза я увидела, как она хлопнула себя ладонью по лбу.
Но я не была уверена, что это действительно случилось, потому что была слишком занята пристальным разглядыванием сидящего передо мной наглеца. Не делай этого, Джесмин. Будь выше. Держи рот на замке…
Но потом тихий голосок, который был мне хорошо знаком, прошептал: Хотя бы до тех пор, пока не поймешь, чего они на самом деле от тебя хотят. Потому что этого просто не могло быть. Не в этой жизни.
– Что? – спросил Иван, по-прежнему глядя на меня. Равнодушное выражение его лица практически не изменилось, если не считать мимолетной ребяческой ухмылки, появившейся на его губах.
– Мы это обсуждали, – сказала его тренер, покачивая головой, и если бы я повернулась и посмотрела на нее, то увидела бы, что разозлилась не я одна. Но я была слишком увлечена тем, что уговаривала себя быть выше этого.
Хотя после ее замечания я очнулась и, переведя внимание на женщину, прищурилась.