Я закатила глаза, особенно на словах про задницу. Этому идиоту только комплиментов его заднице не хватало. Но она упустила самое главное об Иване. Тот факт, что он был самым красивым и самым желанным парнем в мире фигурного катания, на которого все пускали слюни. Мальчиком, красовавшимся на постерах Международного союза как символ парного катания. Блин, да вообще любого катания. «Королем коньков», как некоторые называли его. «Юным дарованием», как обычно все говорили, когда он был подростком.
Он был членом семьи владельцев спортивного центра, где я тренировалась уже более десятка лет.
Братом одной из моих подруг.
Мужчиной, за десять лет не сказавшим мне ни одного доброго слова. Именно таким я знала его. Мудаком, с которым я встречалась изо дня в день и который время от времени пререкался со мной из-за какой-нибудь ерунды. Человеком, каждый разговор с которым заканчивался лишь тем, что один из нас оскорблял другого.
Да… Я не знала, почему он оказался в Комплексе Луковых всего через неделю после того, как выиграл свой третий чемпионат мира, через несколько дней после окончания сезона, хотя ему следовало бы отдыхать или уехать в отпуск. По крайней мере, именно так он поступал каждый год, насколько я помнила.
Волновало ли меня то, что он был рядом? Нет. Если бы мне действительно захотелось узнать, что происходит, я могла бы просто спросить у Карины. Только я не спрашивала. В этом не было никакой необходимости.
Потому что вряд ли мы с Иваном стали бы соревноваться друг с другом в ближайшее время… или вообще когда-либо, если дела продолжат идти в том же духе.
И пока я стояла там, в той самой раздевалке, где провела больше половины жизни, что-то подсказало мне, хотя я – никогда, никогда, никогда – не хотела в это верить, что причина именно в этом. Что, возможно, я у цели. После стольких лет, после долгих месяцев одиночества… моя мечта могла осуществиться.
А у меня не было ни черта, чем можно было бы похвастаться.
Глава вторая
– Вы слышали новость?
Сидя в раздевалке, я как можно сильнее затянула шнурки на ботинках и завязала концы довольно тугим узлом, чтобы они выдержали в течение следующего часа. Даже не оборачиваясь, я знала, что на дальнем конце той же скамейки напротив своих шкафчиков сидят две девочки-подростка. Они торчали здесь каждое утро, как правило, бесполезно растрачивая время. Если бы они не болтали, то могли бы больше времени проводить на льду, но мне было по барабану. Не я оплачивала их время на катке. Если бы у них была такая мама, как у меня, она бы очень быстро отучила их от привычки болтаться без дела.
– Мама рассказала мне вчера вечером, – сказала та, что была повыше, поднимаясь со скамейки.
Я встала и, не обращая на них внимания, принялась вращать плечами назад, несмотря на то что провела уже целый час, разогреваясь и растягиваясь. Возможно, я не каталась по шесть или семь часов в день, как привыкла – тогда растяжка, по крайней мере в течение часа, была бы абсолютно необходима, – но от старых привычек трудно отказаться. Не стоило экономить час и пропускать разминку, чтобы потом несколько дней или недель страдать от растяжения мышц.
– Она сказала, что слышала, как кто-то говорил, что, кажется, он уходит из спорта из-за проблем с партнершами.
Теперь это привлекло мое внимание.
Он. Уходит из спорта. Проблемы.
То, что я окончила среднюю школу вовремя, было почти чудом, но даже я поняла, о ком они говорят. Иван. Кто, черт побери, еще это мог быть? Не считая нескольких мальчишек и Пола, который три года тренировался вместе со мной в Ледово-спортивном комплексе Лукова, не было никакого другого «его». Была еще парочка подростков, но ни один из них не смог бы пойти так далеко, – если кого-то хоть чуть-чуть интересовало мое мнение. Что было отнюдь не так.
– Может, после ухода он подастся в тренерство, – сказала одна из девочек. – Я была бы не против, если бы он кричал на меня целыми днями.
Я почти рассмеялась. Иван уходит? Ни за что. Ни за что на свете он не уйдет из спорта в двадцать девять лет, тем более не сейчас, не на пике своей формы. Несколько месяцев назад он победил на чемпионате США. А месяцем раньше занял второе место в финале Гран-при по фигурному катанию.
В любом случае, какого черта я обращаю на это внимание?
Мне плевать на то, что он делает. Его жизнь меня не касалась. Всем нам когда-нибудь нужно будет уйти. И чем меньше мне придется смотреть на его надоедливую рожу, тем лучше.
Решив, что не стоит отвлекаться, ведь на тренировку у меня всего два часа, – тем более отвлекаться на Ивана, а не на кого-то другого, – я направилась к выходу из раздевалки, оставив двух подростков попусту тратить время на сплетни. В это раннее утро на льду было, как обычно, шесть человек. Я пришла не так рано, как прежде, – теперь это не имело смысла, – но каждое из этих лиц я наблюдала уже много лет.
Некоторые чаще, чем остальные.
Галина уже сидела на трибуне для зрителей, за бортиком, вместе с термосами с кофе, который, как мне было известно по опыту, был очень густым, а на вкус напоминал деготь. Шея и уши у нее были замотаны любимым красным шарфом, и она была одета в свитер, который я видела уже раз сто и который в довершение всего был похож на шаль. Я могла бы поклясться, что с каждым годом к тому, что она надевала, прибавлялось по одному предмету одежды. Четырнадцать лет назад, впервые сорвав меня с уроков, она прекрасно себя чувствовала в длинной майке с рукавом и шали. Теперь в таком одеянии она, наверное, замерзла бы до смерти.
Четырнадцать лет – это больше, чем прожили некоторые из этих девочек.
– Доброе утро, – сказала я на ломаном русском, которого нахваталась от нее за эти годы.
– Привет, ежик, – поприветствовала она меня, на мгновение устремив взгляд на лед. Потом она перевела взгляд на меня, при этом ее лицо было таким же, каким я помнила его в двенадцать лет: обветренное и суровое, словно ее кожа из пуленепробиваемой ткани. – Как прошли выходные, хорошо?
Я кивнула, ненадолго предавшись воспоминаниям о том, как ходила в зоопарк с братом и племянницей, после чего мы отправились к нему в квартиру, чтобы поесть пиццы. То есть сделали две вещи, которые я, кажется, никогда не делала прежде – включая пиццу.
– А вы как? – спросила я женщину, которая научила меня очень многому, и мне никогда не расплатиться с ней за это.
На ее лице появились ямочки, что было нечастым зрелищем. Я так хорошо знала ее лицо, что могла бы в совершенстве описать его составителю фоторобота, если бы она вдруг пропала. Круглое, с тонкими бровями, миндалевидными глазами, тонкими губами и шрамом на подбородке, оставшимся от лезвия конька партнера еще с тех пор, когда она участвовала в соревнованиях. Не то чтобы она должна была когда-нибудь пропасть. Любой похититель, наверное, отпустил бы ее через час.
– Я виделась с внуком.
Я стала перебирать в голове даты, пока до меня не дошло.
– У него был день рождения, да?
Галина кивнула и перевела взгляд на каток, где находилась фигуристка, с которой она стала работать после того, как я ушла в парное катание четыре года назад. Да, мне не хотелось расставаться с ней, но это было неважно. Я больше не ревновала, не думала о том, как быстро она нашла мне замену. Но порой, особенно в последнее время, это беспокоило меня. Совсем чуть-чуть. Хотя этого было достаточно.
Я никогда не призналась бы ей в этом.
– Вы наконец купили ему коньки? – спросила я.
Мой прежний тренер склонила голову набок и пожала плечами, не отрывая своих серых глаз, миллион раз смущавших меня, ото льда.
– Да. Подержанные коньки и видеоигру. Я ждала. Ему почти столько же лет, сколько было тогда тебе. Поздновато, но еще вполне возможно.
Наконец-то она сделала это. Я помнила, когда он родился – еще до того, как мы расстались, – и как мы говорили о том, что ему нужно заняться фигурным катанием, как только он подрастет. Это был лишь вопрос времени. Мы обе понимали это. Ее собственные дети не пошли дальше юниоров, но это не имело значения.