– Не знаю. Просто предложу несколько вариантов…
– Хорошо.
На секунду ее глаза скользнули в сторону, а затем остановились на мне.
– Хорошо. – Она пожала плечами так, словно ей было неловко. – Может, будешь почаще улыбаться?
Я моргнула, глядя на нее, и мне показалось, что Иван ухмыльнулся, но это не точно.
– Вы могли бы пару раз сфотографироваться вместе на показательных выступлениях. Тебе нужно быть активнее в социальных сетях – даже если бы ты время от времени постила что-то о своей обычной жизни, уже было бы совсем другое дело.
Она хотела, чтобы мы делали все это ради одного года в паре? Господи, она что, издевается?
А потом до меня дошло.
Когда я наконец переварила ее просьбу относительно соцсетей, от тошнотворного ощущения по загривку побежали мурашки. Раньше у меня было много аккаунтов, но в конечном счете я их все удалила, когда стала мучиться бессонницей. Нужно сказать ей об этом, – подумала я, и как раз в этот момент внутренний голос сказал мне, что из ведения соцсетей ничего хорошего не выйдет.
Наверное, следовало бы признаться тренеру еще и в том, что мне потребуется… дополнительная помощь. Но я не могла. Если это означало, что я упущу эту возможность, – нет.
Это мой шанс. Более того, наверное, мой последний шанс.
Можно же вести соцсети осторожно. Да? Отслеживать то, что я выкладываю. Быть осмотрительнее. Быть умнее на тот случай, если все возобновится. Особенно если эта возможность станет реальной и действительно моей.
Я могла бы записывать наши тренировки, а потом повторять их самостоятельно. Я уже так делала. Мама и братья с сестрами помогли бы мне, попроси я их. Я могла бы больше концентрироваться и прокатывать все элементы с Иваном, как только мы дойдем до хореографии. Я могла бы все продумать. Я могла бы воплотить это в реальность, не ставя их в известность о своих планах.
Все это возможно… не так ли? Я сильная, умная и не боюсь работы.
Только провала.
Поэтому я держала свой мерзкий рот на замке.
– Мы не просим тебя измениться кардинально, Джесмин. Клянусь, об этом и речи не идет. Мне просто нужно знать, что ты готова постараться для команды. Всем нам предстоит полно работы, но это выполнимо.
Я бы сделала все, что угодно, ради победы. Даже завела бы новый аккаунт в социальной сети, если потребуется. Я бы лгала, жульничала и хитрила… до известной степени.
Ну, то есть я бы, конечно, не стала надирать задницу сопернику, или принимать стероиды, или делать минет Ивану, но на все остальное я, наверное, дала бы согласие, будь этот шанс реальным. Судя по выражению лица тренера Ли и почти болезненному выражению лица Ивана… видимо, таковым он и являлся.
Иван был самым успешным фигуристом в парном катании, и за последние двадцать лет получил огромное количество наград. Я же в последний сезон даже не смогла дойти до финала Гран-при, а национальные соревнования прошли и вовсе ужасно. Мы с моим бывшим получили пятое и шестое место в обоих турнирах.
Это была лучшая из возможностей, на которые я когда-либо могла надеяться после того, как осталась без партнера.
– Тебе интересно? – спросила тренер Ли.
Выражение ее лица, как и голос, было спокойным и уравновешенным, и мне хотелось, чтобы это было именно так.
Интересно ли мне? Еще бы.
Меня всего лишь волновали детали.
Любой парник знает, что должен полностью доверять своему партнеру. Фигуристка, катающаяся в паре – особенно фигуристка, – каждый божий день практически отдает свою жизнь в руки партнеру. Мне не нужно было напоминать об этом тренеру Ли или Ивану. Доверие – основа любого партнерства. Либо это вера в то, что кто-то, может, и ненавидит тебя, но достаточно сильно хочет победить и не станет рисковать удачей, либо это искренняя, чистая вера в то, что ты доверяешь тому, кто этого заслуживает, и можешь надеяться лишь на то, что это взаимно.
Но мне хотелось победить. Мне этого хотелось. Мне всегда этого хотелось. Ради этого я истекала кровью, ради этого плакала, ломала кости, получала сотрясения мозга, растягивала почти каждую мышцу своего тела, никогда не имела друзей, никогда не училась в колледже, никогда никого не любила, пренебрегала своей семьей, все ради этого. Ради любви, которая была больше всего самого дорогого на свете. Ради спорта, внушившего мне уверенность в том, что после каждого падения я могу подняться на ноги.
Год назад… полгода назад… то, что сейчас происходило, могло бы означать, что мои молитвы услышаны.
Я смотрела в пустоту между ними, мучаясь от возбуждения, которое пробудила во мне эта возможность, хотя и подразумевающая работу с реинкарнацией Люцифера, – мне так сильно хотелось победы, что я не желала этого учитывать. Но, как говорила моя мама, когда мы были детьми и не хотели есть то, что она приготовила на ужин, не до жиру, быть бы живу, – и все равно, все равно я не могла подавить в себе тревожное ощущение, твердящее о том, что это какой-то долбаный заговор. В этом не было бы ничего странного. Некоторых людей не волнует, что или кого они калечат ради достижения своей цели.
Я бы не выдержала, если бы меня использовали. Еще раз. Я не сказала бы этого, но я отдала бы им всю себя, дай они мне такой шанс. Всю.
Но…
У меня были обязательства. Компромиссы и обещания, которые я не желала нарушать. Как бы мне не хотелось сказать «да»… Да! Да! Нужно было подумать. Не все зависело от меня, и мне понадобилось много, много времени для того, чтобы смириться с этой мыслью.
Хотя и не до конца.
– Если это какой-то розыгрыш или вы хотите использовать меня, чтобы потом утвердить другую фигуристку, – я не собиралась заводиться. Я не верила, что эти двое честны, и неважно, что они убеждали меня в обратном, – то даже не думайте. – Иван, наверное, уже знал, что я убью его в случае чего. Черт, да его родная сестра убьет, если он так со мной поступит.
В комнате повисла тишина, и я не понимала, что она означает. Чувство вины? Или признание в том, что это полная фигня, о которой даже не следовало заводить разговор?
– Нет, – сказала тренер Ли спустя минуту, такую напряженную, что в комнате осталось тяжелое ощущение, от которого я не могла избавиться. – Это не так. Мы хотим, чтобы к нам присоединилась ты, Джесмин.
Если у меня и защемило сердце после ее слов, я не стала на этом зацикливаться.
Я посмотрела на мужчину, тихо, чертовски тихо, и настороженно сидящего за столом… и подумала, что заставило его партнершу сделать перерыв на год. Может, она выходит замуж. Может, кто-то заболел. А может, она не смогла выдержать этого кретина, и ей потребовалась передышка. Я пожалела о том, что у меня нет ее номера, а то бы я написала ей эсэмэс, чтобы уточнить. Она всегда была милой.
– Сделай уже фотку, раз так пялишься, – сухо сказал Иван, откидываясь на спинку кресла.
Закатив глаза, я окинула взглядом тренера Ли в надежде на то, что она удержит меня от очередной колкости, сказанной в лицо этому придурку, пока я все не испортила. Оставлю это на потом.
По счастливой случайности тренер Ли тоже закатила глаза, словно не была удивлена его тупым замечанием, и сфокусировалась на мне. Напряжение на ее лице говорило о том, что она старается оставаться профессионалом и сохранять сдержанность.
– Ты не обязана давать нам ответ прямо сейчас. У тебя есть время подумать, но рано или поздно мы должны будем узнать. Время идет, и если вы оба в следующем сезоне собираетесь участвовать в соревнованиях, для подготовки нам нужно использовать каждую минуту.
* * *
– Что тебя мучает? – спросил мой брат Джонатан спустя всего минут пять после того, как я села рядом, держа в руках тарелку курицы с пармезаном, приготовленной мамой. Такой едой год назад я могла побаловать себя лишь раз в неделю. Все мои брюки – и бюстгальтеры, и трусики – свидетельствовали о том, что происходило. Моя долбаная грудь стала размером с целую чашку, хотя это не имело большого значения. Мама прокляла всех своих дочек, передав им в наследство сиськи не больше комариного укуса, а самым – буквально – большим нашим достоянием, переданным вместе с ее генами, была задница. Одним из немногих преимуществ сниженной нагрузки во время тренировок стали моя чуть подросшая грудь и еще чуть более подросшая задница. То, что я стала тренироваться не по шесть или семь часов в день, а по два, имело огромное значение.