А теперь… ну, теперь мне, возможно, придется начать все сначала.
Возможно.
Прошло почти двенадцать часов после встречи, а я так и не приняла решения.
Если бы, и это было важное если бы, я согласилась на предложение тренера Ли и Ивана, то мне пришлось бы распрощаться с «Эм-энд-Эмс», которые я лопала три раза в неделю. Впрочем, это была бы небольшая жертва. Если бы я согласилась.
Но я смотрела вперед. А вдруг я смирюсь с мыслью, что дала согласие тренеру Ли, и потом решу, что не хочу снова рисковать всем ради всего лишь возможности. Мне нужно было рассмотреть и взвесить все варианты. Я не могла перестать думать об этом. Ни на работе, ни потом, во время второй тренировки, и ни на занятии пилатесом, которое я по-прежнему посещала раз в неделю.
Въехав на подъездную дорожку, я не удивилась при виде знакомой машины, припарковавшейся на улице полчаса назад. Родственники заходили к нам, когда им заблагорассудится, и это не ограничивалось только выходными или праздниками. Если у тебя два старших брата и две старшие сестры, всегда найдется кому зайти. Мои братья и сестры от случая к случаю заезжали к нам поужинать, несмотря на то что все они переехали много лет тому назад, оставив меня одну с соседями… то есть с мамой и ее мужем.
Когда я вошла, мама, мой брат Джонатан и Джеймс находились в комнате.
Первым, что каждый из них сказал мне, было: «Иди в душ!»
Я показала брату средний палец и прикусила язык, медленно поднимаясь по лестнице и направляясь в свою комнату. Мне не потребовалось много времени, чтобы собрать вещи, принять душ и одеться – при этом из головы не выходил утренний разговор, который предшествовал самому бестолковому рабочему дню из всех, что были у меня с тех пор, как я узнала, что партнер меня бросает.
Спустившись по лестнице, я нашла всю свою семью на кухне: они раскладывали по тарелкам приготовленный мамой ужин. Я поцеловала каждого из них в щеку, в ответ брат обслюнявил и выбесил меня, Джеймс чмокнул, а мама хлопнула по заднице. Только после этого я начала есть.
Стараясь изо всех сил отогнать мучившие меня мысли о Сатане и его тренере, я положила на тарелку порцию лапши и курицы с пармезаном, а потом села на табурет за столом в центре кухни, за которым все мы ели. Столовая использовалась исключительно по праздникам. Я съела примерно три куска и медленно пережевывала их, когда брат задал мне вопрос, который следовало бы предвидеть. Я вела себя слишком тихо, а такое случалось нечасто.
Прежде чем я успела подумать о том, что же, черт побери, сказать им, мама нарушила тишину. Она обошла стол, держа в одной руке тарелку, а в другой – такой полный бокал вина, что в него, кажется, влезло полбутылки.
– Боже, мам. Надо было просто взять бутылку вместо того, чтобы пачкать бокал. – Я хихикнула, когда она поставила бокал на стол – осторожнее, чем, вероятно, укладывала меня в постель в младенческом возрасте.
Закатив глаза, она поставила рядом с бокалом тарелку.
– Отстань. У меня был длинный день, а это полезно для сердца.
Я фыркнула и вскинула брови. У меня наконец появилась возможность рассмотреть, что на ней надето: обтягивающие джинсы, которые, я почти уверена, были моими, и ярко-красная блузка, которую, если я не ошибаюсь, носила моя сестра до того, как переехала отсюда.
– И все-таки, Ворчун, что с тобой? Неприятности в КЛ? – спросила мама, садясь за стол и не замечая взглядов, которые я бросала на нее из-за того, что она вырядилась в мои штаны.
В середине дня она прислала мне сообщение с вопросом, как прошла встреча. Я не ответила. Я даже не дала себе возможности подумать о том, хочу ли рассказать им о сделанном мне предложении. Не то чтобы я постоянно лгала. Нет. Но… что, если из этого ничего не получится? Что, если я растревожу их понапрасну? За многие годы я принесла им достаточно разочарований.
Да, эта мысль была словно осколок стекла, застрявший в дыхательном горле.
Переводя взгляд с женщины, к которой за неделю подкатывали чаще, чем ко мне за всю жизнь, я снова сосредоточилась на тарелке, накручивая лапшу на вилку. Я пожала плечами и спокойно ответила «Ничего», мгновенно осознав, что этими словами только все испортила.
Сидящие за столом усмехнулись, каждый на свой манер. Не было нужды смотреть на них, чтобы понять, что они переглядываются и думают, что я, наверное, по уши в дерьме – а так оно и было, – но в конце концов мой брат фыркнул:
– Блин, Джес, да ты даже не постаралась.
Я скорчила рожу, глядя в тарелку, и посмотрела на него. Потом поднесла средний палец как можно ближе к Джонатану, подняла его к лицу и притворилась, что тру внутренний уголок глаза.
Единственный член моей семьи со смуглой кожей, черными волосами и темными глазами, который отчасти был похож на меня, высунул язык. Человеку тридцать три года, а он показывает мне язык. Что за сучонок!
– Мы, может, и поверили бы тебе, если бы ты не сказала «ничего». Теперь мы знаем, что ты врешь, – поддержала его мама. – Ты не разговариваешь с нами, когда тебя что-то тревожит? – Она чуть было не фыркнула, снова обратив внимание на курицу, которую разрезала на куски. – Ха! И с каких это пор?
Именно поэтому все эти годы они были моими лучшими друзьями. Если не считать Карины, с которой в последние несколько лет я разговаривала все реже и реже, и еще парочки других, – семья и была моими друзьями. Мама говорила, что у меня серьезные проблемы с доверием к людям, но, честно говоря, чем чаще я встречалась с людьми, тем сильнее росло мое желание больше не встречаться с ними.
– Ты в порядке, Джес? – с беспокойством в голосе спросил Джеймс, оказывавший лучшее за последние плюс-минус десять лет влияние на моего брата.
Снова вонзив вилку в лапшу, я посмотрела на самого красивого мужчину из всех, которых видела за свою жизнь, и кивнула. С черными волосами, яснейшими карими глазами и кожей цвета темного меда, никому не дававшей ключа к разгадке тайны его происхождения, он мог встречаться с кем угодно. С кем угодно. Буквально. Если бы он решил стать моделью, то затмил бы абсолютно всех манекенщиков в мире. Даже моя сестра говорила, что вышла бы за него замуж, если бы он сделал ей предложение. Я вышла бы за него замуж, даже если бы он не сделал мне предложения. Он был добрейшим мужчиной, красавцем, успешным и трезво мыслящим. Мы все любили его.
Люди любят говорить, что любовь слепа, но невозможно, чтобы любовь была настолько слепа. Как он оказался в лапах самого большого идиота из нашей семьи, я не понимала… У моего брата были огромные ослиные уши и щель между двумя передними зубами, которую мама всю его жизнь называла очаровательной, но он так и не потрудился установить брекеты. Хотя у меня был слегка неправильный прикус, и я три года ходила с брекетами.
Но это все неважно.
– Со мной все нормально. Не слушай их, – сказала я Джеймсу довольно рассеянно и попыталась сменить тему разговора, выбрав самую очевидную – мужа моей мамы, который должен был бы сидеть с нами за столом… но не сидел. – Мама, а где Бен?
– Он встречается с друзьями, – быстро объяснила подарившая мне жизнь рыжеволосая женщина, прежде чем поднять глаза и нацелиться на меня вилкой. – Не увиливай. Что с тобой происходит?
Разумеется, это не сработало.
Я еле сдержала стон, засовывая кусок курицы в рот, и, неторопливо прожевав его, ответила:
– Все прекрасно. Просто я… кое о чем думаю, и это портит мне настроение.
Брат, сидевший рядом со мной, хихикнул:
– У тебя? Плохое настроение?
– Нет.
Я склонилась к нему и ущипнула за дряблую мышцу, которую он называл бицепсом.
– Ой-й! – вскрикнул он, отдергивая руку и потирая ее.
Я попыталась повторить, но он замахнулся на меня локтем, не давая возможности ущипнуть его еще раз.
– Мама! Посмотри на нее! – заныл мой брат, жестом показывая так, словно я нападаю на него. – Джеймс, помоги мне!