Через два дня в его кабинете появился Кузнецов с тонкой папкой в руках.
– Ну и что вам удалось откопать? – нетерпеливо спросил Звягинцев.
– Боюсь, что ничего интересного, – раскрывая папку, отозвался Егор. – Я полагал, что она дочь одного из тех, кто противостоял вам и в результате пострадал, но это не подтвердилось. Ее родители были рядовыми инженерами, отец – конструктором, мать – технологом, оба работали на станкостроительном заводе, пока в начале девяностых их не уволили по сокращению штатов. Отец, Владимир Соколов, так и не нашел новую работу, спился, в нетрезвом состоянии угодил под машину и умер. Мать, Ольга Соколова, после смерти мужа решила заняться челночным бизнесом, но с самого начала потерпела неудачу. Она заложила квартиру и на выданные банком деньги отправилась за товаром в Турцию. Сама она благополучно вернулась, а товар исчез. Банк потребовал квартиру взамен денег, но до того, как это случилось, женщина покончила с собой. Их дочери, Елене Соколовой, в тот год исполнилось четырнадцать лет. Ее должны были отправить в детский приют, так как других близких родственников у нее не было, но опекунство над девочкой взяла соседка, одинокая старая женщина – Валентина Матвеевна Дегтярева, которая и завещала ей после смерти свою однокомнатную квартиру. В школе, в которой она училась, Соколову характеризуют как умную, разносторонне развитую девочку. Она неоднократно побеждала на олимпиадах по математике, литературе, химии, биологии, физике. Не только в городе, но и в крае. Окончила школу с золотой медалью, сейчас студентка архитектурного института. Учится на «отлично», считается лучшей на курсе и едва ли не лучшей студенткой вуза. Говорят, что очень талантлива. Мы проверили ее круг общения. Есть близкий друг Алексей Бердяев, подруг нет. Со всеми поддерживает ровные отношения. Отличительная черта характера – обостренное чувство справедливости. Очень сдержанна, скрытна. Имеются завистники, точнее завистницы. Одна из них – Лариса Гуляева. Мы говорили с ней. Никаких фактов – одни эмоции.
– На что она живет?
– На стипендию, которая у нее, как у отличницы, несколько выше, чем у других. И на пособие по потере родителей. Иногда подрабатывает, проектирует дома. Ей уже сейчас делают заказы.
– И это все?
Начальник службы безопасности кивнул.
Звягинцев откинулся на спинку кресла и задумался. Кузнецов стоял, опираясь на спинку стула в ожидании вопросов. Через несколько минут они последовали.
– В каком году ее родителей уволили?
Кузнецов посмотрел в свои записи.
– В тысяча девятьсот девяносто четвертом, в ноябре.
– Значит, после того, как предприятие акционировалось и стало фактически моим?
– Да, как раз тогда последовали крупные увольнения.
– В каком банке Ольга Соколова получила кредит?
– В «Эко-банке»
– Который также принадлежит мне?
Кузнецов кивнул.
– Каким образом исчез ее товар?
– Багажное отделение поезда было разграблено. Кто совершил грабеж – узнать не удалось, но… – Кузнецов запнулся, не договорив.
– Что «но»?
– Ходили слухи, что это сделали ваши люди.
– Вот как? – Его глаза недобро блеснули, вокруг властного рта обозначились зловещие складки. – И насколько эти слухи оправданы?
– Не знаю, – замялся Егор, но, заметив тяжелый мрачный взгляд своего хозяина, быстро проговорил: – Вас тогда не было в городе. Возможно, кто-то из ребят захотел поживиться и…
– Не юлите, – приказал Звягинцев. – Так это они или нет?
– Да, они, – выдохнул Кузнецов.
– Кто конкретно?
– Миронов, Хигматулин, Косарев.
Некоторое время Звягинцев молчал, потом кивком головы отпустил начальника службы безопасности.
Теперь ясно, почему Елена Соколова его ненавидит. Конечно же, она винит его в смерти своих родителей, в том, что осталась одна, без родных и близких, и даже без крыши над головой. И упрекнуть ее в этом трудно. Это самое меньшее, что она могла сделать, – отказаться принять деньги из рук того, кого она считает виновным во всех своих несчастьях. На ее месте он подкараулил бы своего врага и подстрелил его как собаку.
Звягинцев усмехнулся. В смелости, решительности и силе характера Соколовой не откажешь. Когда-нибудь она предъявит ему счет. Обязательно предъявит. А пока… Пока он будет с интересом следить за тем, как складывается ее дальнейшая жизнь.
– 4-
Мама склоняется над ней и треплет по головке.
– Ну, как уроки? Все сделала?
– Уже заканчиваю.
– Помощь нужна?
– Нет, спасибо, справлюсь сама.
– Давай поскорее. Мы ждем тебя.
Из кухни доносятся потрясающие запахи. Мама печет ее любимый клубничный торт. Она быстренько дописывает последнее предложение, захлопывает книгу и тетрадку, убирает их в портфель и спешит на кухню. Клубничный торт уже на столе, чай разлит в большие чашки. Эти чашки с веселеньким рисунком она подарила родителям в годовщину их свадьбы. Папа, смеясь, аккуратно разрезает торт, самый большой кусок, как всегда, достается ей. Она впивается маленькими зубками в мягкий, вкусно пахнущий ягодами и ванилином бисквит, откусывает, но во рту почему-то не вкус клубники. Какой, однако, странный вкус! Она смотрит на свои пальцы, по ним течет густая липкая красноватая жидкость, но это не клубничный джем. Она подносит руку к лицу и тут же в ужасе отстраняется. Это кровь! Это запах настоящей крови!
– Мама! Папа! Не ешьте! – кричит она, зажмурив глаза. – Это… это не нельзя есть.
Когда она снова открывает глаза, родителей рядом нет, напротив сидит Звягинцев, смотрит на нее, хохочет и приговаривает:
– Ешь, детка, ешь, это вкусно.
Он берет с тарелки еще один кусок торта и протягивает ей. Она отчаянно мотает головой, вскакивает со стула, чтобы убежать, но он не дает ей уйти. Его сильные пальцы до боли стискивают ее тонкое запястье. Другой рукой он все запихивает и запихивает ей в рот большущий кусок торта, из которого сочится кровь. Кровь течет по подбородку, капает на белую нарядную блузку, на клетчатую плиссированную юбку. И она кричит и кричит без конца.
Лена металась в постели, словно в бреду, тяжело и прерывисто дыша, и проснулась от собственного крика:
– Не надо! Прошу вас, не надо!
Выпрямившись в постели, она провела дрожащими пальцами по лицу, шее, потом испуганно глянула на руки. Руки были липкие, влажные, по лицу струился пот. Пот, а не кровь.
Опять ей приснился кошмар. Они ей снились изредка после смерти отца, а после самоубийства матери преследовали почти каждую ночь, изнуряя, лишая покоя.
Лена прошагала на кухню, достала из морозильника кубики льда, приложила к пылающему лбу и стояла так до тех пор, пока льдинки не растаяли в руках. Она посмотрела на часы. Без двадцати пять. Заснуть, как она знала по опыту, ей больше не удастся. Она вернулась в комнату, прибрала постель, натянула джинсы и майку и прошла к столу, на котором стояла чертежная доска. Может, удастся поработать? Только учеба и работа спасали ее от тяжелых мыслей и воспоминаний. Она аккуратно наточила карандаш, взяла линейку, склонилась над чертежом и работала до тех пор, пока первые лучи солнца не пробились сквозь неплотно задернутые шторы.
– 5-
– Почему ты перенесла день защиты? – спросил, переворачиваясь на бок, Алеша.
Они загорали у маленького живописного пруда. Была еще середина мая, а солнце палило нещадно, словно на дворе июль. Лена наблюдала за резвящимися в воде Мариной и Владиком, но, услышав вопрос, перевела взгляд на Алешу.
– Я еще не готова.
– Что?! – не поверил тот. – Ты трудишься над проектом целый год – и не готова?
– Боюсь, что я никогда не закончу его.
– Может, тебе нужна помощь? Ты только скажи…
– Нет. Но за предложение спасибо.
Алексей помолчал недолго, а потом спросил:
– Хоть мне ты можешь сказать, над чем так долго работаешь? Ты держишь свой проект в такой строжайшей тайне, будто это проект ядерной подводной лодки. Кстати, никто не верит, что ты даже мне ничего не показывала.