Оглядел он меня круглыми глазами и,
почесав за ухом, спросил:
- Значит воевать отправляетесь?
- Да, кратко ответил я.
- Ну, с богом.
- При чем же тут бог?
- Ого! Тогда, выходит, с чертом?
- И это ни при чем.
- Ого! Неужто отрицаешь?
- А разве такие не бывают?
Рабочий подумал немного и загадочно ответил:
- Да, все на свете бывает, и попадья попа надувает. Знаю я в одном селе
парочку: муж дьякон, а жена у него попадья. Как это вышло, а?
- Я тоже ответил прибауткой:
- Это еще невелика беда, что на огороде поросла лебеда, вон церкви горят, и то
ничего не говорят:
- Ого! Резвый! Не спотыкнешься?
- Случалось и это.
Издалека, весьма осторожно он начал накачивать меня политикой. Он говорил
больше намеками, но я понимал его. Выходило так, что если мы победим
противника, то этим самым только больше укрепим свое правительство. То же
самое я слышал и на берегу от интеллигенции. Все передовые люди радовались
нашим неудачам. Казалось, эта часть русского общества никогда не была так
охвачена пораженческими идеями, как в эту войну, ибо она раскаляла народ,
вскрывая перед ним все наши государственные язвы. В каком же дурацком
положении оказались мы, моряки, отправляющиеся на Дальний Восток! Если мы
восторжествуем над японцами, то нанесем вред назревающей революции,
необходимой для задыхающейся России, как свежий воздух. С другой стороны, мы
не можем спокойно подставлять свои лбы под неприятельские снаряды. Наш
проигрыш и наша гибель будут считаться позором, и над теми, какие вернутся с
войны, будут смеяться:
- Вот они, моряки с разбитого корабля!
Послушав рабочего, я предупредил его:
- Довольно, друг. Этой пищи я уже отведал.
- Ого! Отрадно. Ну что же, вы там, а мы тут постараемся.
Я нисколько не сомневался, что длительное пребывание рабочих на судне оставило
среди матросов какой-то след.
Внутренняя организация службы на кораблях налаживалась медленно. Даже на
флагманском броненосце "Суворов", который уже порядочное время находился в
плавании, люди совсем не были подготовлены к бою. Вот что писал об этом
адмирал Рожественский в приказе N 69:
"Сегодня в два часа ночи я приказал вахтенному начальнику пробить сигнал для
отражения минной атаки.
Через восемь минут после отдачи приказания не было еще и признаков
приготовления отразить нападение: команда и офицеры еще спали; только
несколько человек вахтенного отделения с трудом были извлечены из мест отдыха,
но и те не знали, куда им идти; ни один прожектор не был готов осветить цель,
вахтенные минеры отсутствовали; никто не заботился даже о палубном освещении,
необходимом для действия артиллерии..." Дальше адмирал просил младших своих
флагманов и командиров проверить, как обстоит в этом отношении служба на
других кораблях, и о результатах немедленно донести ему.
Дождался и "Орел" того времени, когда ему пришлось участвовать совместно с
другими кораблями в пробном отражении минной атаки. Над морем густо висела
осенняя ночь. Было тихо. И вдруг в этой тишине раздалась боевая тревога.
На всей эскадре вспыхнули огни прожекторов, и световые полосы их, рассекая
тьму, заскользили по ровной поверхности моря, нащупывая щиты, буксируемые
миноносцами. С других судов, хотя и с опозданием, открыли орудийную стрельбу
по этим щитам, а у нас по трапам и палубам все еще метались люди.