Он так
мастерски успокоил королеву, что она благодарила его за сердечное отношение к
ней. А через нее он уже подкатился и к самому королю. В результате коллекция
звезд его увеличилась. Вообще адмиралу везло. Всюду, где бы он ни столкнулся с
той или иной высочайшей особой, его награждали орденами. Чтобы получить таковые,
он не стеснялся никакими средствами, доходя в своей изобретательности до
виртуозности. В Мадриде он прожил больше недели, добиваясь аудиенции у короля.
Это было перед пасхой, Альфонс XIII и королева в это время говели и никого не
принимали. Адмирал терпеливо ждал и только на второй день пасхи представился им
в цирке во время боя быков.
Король был в прекрасном расположении духа, милостиво беседовал с русским
адмиралом и, сняв с одного из своих придворных моряков звезду, лично приколол ее
на грудь Бирилева. Больше ему нечего было делать в цирке. Он сейчас же покатил
на вокзал и сел на поезд. Вернувшись в Барселону, где его поджидал отряд русских
судов, он переправился на канонерскую лодку "Храбрый". Нельзя было терять
времени: в Виллафранке находился президент французской республики Лубе. Погнали
судно, оставляя позади отряд.
Кочегары, орудуя в топках, так старались, что на "Храбром" дымовая труба,
накалившись докрасна, прогорела. Свидание с президентом все-таки состоялось.
Грудь Бирилева украсилась еще одной звездой - ордена Почетного легиона.
Когда со своим отрядом он вернулся в отечественные воды, о нем говорили во
флоте:
- Его превосходительство благополучно закончил свой крестовый поход.
Я не раз видел Бирилева в полной парадной форме, и меня всегда поражало обилие
наград. Медали, ордена, звезды, большие и малые, не умещаясь на его груди,
разбегались по бокам, спускались к бедрам. Он весь сиял, как святочная, богато
убранная елка. Молодые офицеры острили над ним:
- Адмирал Бирилев не столько блестит умом, сколько своими звездами.
Наша 2-я эскадра, причиняя ему много хлопот, ничего не могла прибавить к тем его
наградам, какие у него уже имелись. Он старался скорее избавиться от этих судов,
снабдив их кое-как материальной частью и совершенно не подготовленным к войне
личным составом. А тут, как на грех, "Орел" сел на мель, как будто проявляя
намерение совсем остаться в Кронштадте.
Адмирал был очень недоволен. На палубе, встретившись с командиром, он сделал ему
строгий выговор, заикаясь при этом дольше обычного. А потом, быстро поднявшись
на мостик, распорядился:
- Ввв-ызз-вать ком-манду и расс-качать судно! К двум буксирным пароходам
прибавили еще несколько, и все они тянули броненосец в одну сторону, чтобы
сдвинуть его с места. Одновременно с этим около четырехсот матросов по команде с
мостика шарахались от одного борта к другому. Бились долго, но "Орел" продолжал
упрямо сидеть на мели.
Могли ли четыреста человек, весивших не более тридцати тонн, раскачать
броненосец водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн? Это было так же нелепо, как
если бы четыреста тараканов вздумали раскачать корыто, наполненное бельем и
водой. Несуразность такого распоряжения понимали матросы и, перебегая от одного
борта к другому, смеялись:
- Осторожнее, ребята, как бы не опрокинуть судно!
- Смотрите, будто и вправду валится набок!
- Ой, без войны утонем!
Один из портовых чинов, обращаясь к Бирилеву, подсказал:
- Ваше превосходительство, мне кажется, что такая ничтожная тяжесть, как
перебежка матросов, маловато повлияет на ход дела. Нам не обойтись без
землечерпалок. Придется дно углубить.
Лицо адмирала, холодное и надутое, со строго поджатыми губами, сразу озарилось
сознанием.