Спартак задумался и не сразу ответил на просьбу трех тысяч дезертиров: может быть, он сомневался в них, а может быть, не хотел подать дурной пример своим солдатам, оказывая перебежчикам внимание, словно они были мужественные воины; он подошел к воротам лагеря и сказал им, что недостойно солдата покидать свои знамена; способствовать побегу и принимать в свои ряды беглецов из вражеского лагеря не только зазорно для полководца, пользующегося уважением, но и может быть пагубным как печальный пример для солдат, раз в ряды угнетенных принимают тех, кто изменил своему знамени и войску. И он отказал им.
Через неделю после этих событий, под вечер деканы и центурионы обошли все палатки гладиаторов, передавая приказ Спартака: не ожидая сигнала, сняться с лагеря в полной тишине. А конники, по приказу верховного вождя, отправились в ближние леса, захватив с собой топоры, чтобы рубить деревья; ночью они привезли на своих лошадях в лагерь много бревен.
В час первого факела Спартак приказал зажечь в лагере огни, воспользовавшись ненастной погодой, - уже два дня в проливе и в окрестностях непрерывно шел дождь со снегом, - в полном мраке, под пронзительный вой ветра, соблюдая глубокую тишину, двинулся к тому месту, где Красс велел копать ров; на краю этого рва еще не было сооружено стены. Спартак приказал забросать ров стволами деревьев, привезенными его конниками, а на эти бревна шесть тысяч легионеров наложили столько же заранее заготовленных мешков с землей. Таким образом ров был заполнен на большом протяжении, и по нему бесшумно прошли легионы гладиаторов; им было приказано, не обращая внимания ни на снег, ни на ветер, идти без остановки прямо до Кавлона.
Спартак с конницей укрылся в лесу близ вражеского лагеря и в полдень следующего дня врезался со своими всадниками в ряды римских легионов, вышедших за продовольствием в окрестности, и за каких-нибудь полчаса уничтожил свыше четырех тысяч римских солдат.
Римляне были поражены, увидев, что те, кого они еще только вчера вечером, казалось бы, заперли между морем и стеной, нежданно выросшей перед ними, угрожают им с тыла. А когда они взялись за оружие, чтобы прийти на помощь разбитым римским легионам, фракиец со своими конниками умчался от них, направляясь в Кавлон.
- Ах, клянусь всеми богами ада! - вскричал Марк Красс, ударив себя кулаком по голове. - Да что же это такое?.. Вот-вот, кажется, он попал в железное кольцо и, глядь, ускользает из моих рук; я разбил, уничтожил его войско, а он собирает новое и нападает на меня с еще большей силой; я объявляю, что война заканчивается, а она вспыхивает еще сильнее прежнего!.. Великие боги! Да это злой дух, не иначе! Вампир, жаждущий крови! Ненасытный волк-оборотень, пожирающий живые существа!
- Нет, он просто-напросто великий полководец, - ответил молодой Катон, назначенный контуберналом Красса за дисциплинированность, выносливость и стойкость, а также за отвагу, проявленную им в этой войне.
Вне себя от гнева, Марк Красс, косо взглянув на смелого юношу, казалось, хотел резко ответить ему, но, мало-помалу успокоившись, сказал своим обычным тоном, хотя голос его еще дрожал от гнева:
- Думаю, что ты прав, храбрый юноша.
- Если ты зовешь храбростью привычку говорить правду, то ни Персей, ни Ясон, ни Диомед и никто другой на свете не были храбрее меня, - гордо ответил Катон.
Красс умолк, умолкли Скрофа, Квинт, Муммий и другие военачальники. Все были задумчивы и печальны и как будто погружены в какие-то грустные размышления. Первым прервал молчание Красс и заговорил, словно выражая вслух свои мысли:
- Мы можем преследовать его, но настигнуть не сможем; он летит стремительно, словно борзая или олень, а не человек!.. А вдруг он со своими восьмьюдесятью тысячами бросится на Рим? О, великие боги!.. Какая неожиданность!.. Как велика опасность!.. Как ее избегнуть? Что делать?
Все молчали, и только спустя некоторое время в ответ на вопросы полководца они выразили те же сомнения, что и он.
Все считали необходимым, чтобы Красс написал сенату, что война стала еще более жестокой и грозной; чтобы покончить с нею раз и навсегда, необходимо послать против гладиаторов, кроме войска, которым располагал Красс, еще и те легионы, которые недавно привел в Рим Гней Помпей, одержавший победу в Испании; необходимо послать также и те войска, которые сражались против Митридата под начальством Луция Лициния Лукулла, ныне возвращавшегося в Италию; окружив Спартака с трех сторон армиями по сто тысяч человек в каждой, руководимыми самыми Доблестными полководцами республики, можно будет в несколько дней закончить позорную войну с гладиаторами.
Хотя Крассу было неприятно посылать такое сообщение, он все же отправил в Рим гонцов и, снявшись с лагеря, со всем своим войском бросился по следам Спартака.
А тем временем фракиец намеревался пересечь горы и из Кавлона большими переходами пройти через Скилакий, направляясь к горам Новоастр и Полеокастр.
Но пять дней спустя, когда они дошли до этих мест, Гай Канниций, который не желал изменить свой упрямый характер смутьяна, с шумом покинул лагерь увлекая за собою пять легионов; он кричал, что сначала надо разбить Красса, а затем идти на Рим. Не обращая внимания ни на угрозы, ни на просьбы Спартака, он, соединившись с Кастом, вышел из лагеря гладиаторов и расположился в восьми - десяти милях от него.
Спартак послал к мятежникам Граника и Арторикса, но они неизменно отвечали, что заняли весьма удобную позицию и здесь будут ждать Красса, чтобы дать ему бой.
Опечаленный неразумным поведением этих легионов, Спартак, по своему характеру, не мог бросить их на произвол судьбы: мятежников ждало неизбежное поражение. Фракиец решил задержаться в лагере, надеясь на то, что бунтари образумятся, но из-за этого потерял много времени и преимущество, которое он получил, обогнав Красса.
Итак, гладиаторы стояли на месте, а Красс, также делая быстрые переходы, на четвертый день достиг высот Полеокастра, где находились легионы Гая Канниция, и со всей силой обрушился на них. Тридцать тысяч солдат Каста и Гая Канниция сражались с большим мужеством, но если бы не быстро подоспевшая помощь Спартака, они неминуемо были бы уничтожены.
Как только появился фракиец, тотчас же разгорелся ожесточенный бой; ночь разъединила сражающихся: ни та, ни другая сторона не уступила ни пяди земли. Гладиаторы потеряли двенадцать тысяч убитыми, а римляне десять тысяч.
В ту же ночь Спартак, у которого было меньше войска, чем у неприятеля, снялся с лагеря, уговорив отделившихся следовать за ним, и направился в Бизинияну, преследуемый Крассом, который, однако же, не отважился напасть на него.
Спартак укрепился на высокой обрывистой горе, решив выждать там благоприятных обстоятельств; Канниция и Каста он убеждал в необходимости сохранить единство, говорил им, что в данную минуту разумнее всего избегать боя с Крассом, что на Красса надо будет напасть и разбить его в удобный момент, сначала утомив его переходами и обходами. Каст и Канниций после разговоров со Спартаком как будто успокоились; они не были враждебно настроены против него - наоборот, уважали его и восхищались им, но оба не терпели узды дисциплины и безрассудно желали как можно скорее вступить в бой с врагом.
Три дня Спартак стоял лагерем близ Бизинияна, под прикрытием горы; затем на четвертую ночь, когда свирепствовал ураган, под шум дождя и раскаты грома, ослепляемые зигзагами молний, Спартак и его войско бесшумно спустились по крутым тропинкам в тишине и скрылись от Красса, направившись форсированным маршем в Кларомонт.
Красс догнал гладиаторов через восемь дней и занял позиции, дававшие ему возможность снова запереть Спартака на горе, где тот расположился лагерем; Каст и Канниций опять отделились от фракийца и отвели оба свои легиона в отдельный лагерь, в шести милях от того места, где укрепился Спартак.
Два дня Красс обозревал местность и позиции врага, а затем ночью отправил один легион занять холм, весь покрытый деревьями и кустарником, приказав солдатам спрятаться там и обрушиться на Каста и Канниция с тыла, когда Скрофа с тремя легионами нападет на них с фронта. Красс намерен был полностью уничтожить эти двенадцать тысяч гладиаторов в течение одного часа, до того как Спартак подоспеет к ним на помощь; а после этой вылазки он собирался напасть на самого Спартака, у которого из-за потерь, понесенных в сражении под Поликастром, и после уничтожения двенадцати тысяч солдат в легионах Каста и Канниция, Должна была остаться армия всего в пятьдесят тысяч человек; Красс считал, что ему удастся полностью окружить эту армию, пустив в ход свои девяносто тысяч солдат.
Ливий Мамерк, командовавший легионом, отправленным Крассом в засаду, так умело повел своих солдат на указанные ему высоты, что Каст и Канниций ничего не заметили. Мамерк опасался, что доспехи легионеров будут сверкать на солнце и это выдаст врагу их присутствие, а потому приказал своим солдатам закрыть ветками шлемы и панцири, что и было сделано.
В тревоге ждал Мамерк наступления ночи и зари следующего дня, назначенного для нападения на врага с тыла. Но неблагоприятная для римлян судьба пожелала, чтобы у подножья этого холма, в угоду религиозному рвению окрестных жителей, был сооружен небольшой храм Юпитеру Величайшему Лучшему. Хотя храм этот в последнее время был покинут, все же Мирца продолжала приносить здесь жертву отцу богов. Мирца боготворила своего брата и ежеминутно тревожилась о нем; религиозная по своим убеждениям и благоговевшая перед всевышними богами, она никогда не упускала случая принести умилостивительную жертву за Спартака.
В этот день, воспользовавшись удобным случаем, Мирна отправилась в сопровождении верной Цетуль в храм Юпитера, ведя за собою белого козленка, которого она хотела принести в жертву на покинутом алтаре Юпитера.