Вернувшись в лагерь, она вошла в свою палатку и не выходила оттуда весь день. Ночью она приблизилась к палатке претора; ее тотчас же пропустили к Крассу; она сообщила ему о своем открытии и о том, что в будущем она надеется достичь большего. Гречанка сказала, что ей нужны деньги, и вождь римлян предоставил в ее распоряжение казну квестора. Но Эвтибида ответила, что ей нужны всего лишь пять талантов. Скрофа выдал ей эту сумму.
В час пополуночи Эвтибида снова вышла из лагеря. Она вела ягненка, двух молочных поросят и несла четырех белоснежных голубей; она поднялась по тропинке, указанной ей потитием, до храма Геркулеса и пришла туда за два часа до рассвета. Больше часа ждала она, пока потитий открыл ей двери храма. Вместе с двумя служителями он принял дары бедной рабыни, и все трое весьма одобрили их.
Разговаривая с потитием, которого она видела накануне, - имя его было Ай Стендий, - Эвтибида сказала ему, что завтра собирается посетить храм ее господин с богатыми жертвоприношениями богу, если только не побоится выйти из-под развалин храма, где он спрятался. Если же он не пойдет сам, то она уговорит его это лестное поручение доверить ей.
На следующий день она действительно привела с собой рабочего вола, нагруженного вином и зерном; все это от имени своего господина она приносила в жертву богу.
Эвтибида в течение пяти или шести дней посещала храм Геркулеса; она искусно разузнавала характер Айя Стендия и подготовляла его к тем щекотливым предложениям, которые намеревалась ему сделать. Гречанка открыла жрецу, что она не та, какой она ему вначале представлялась. Эвтибида предлагала ему быть с римлянами и за римлян; Красс готов широко вознаградить его и других жрецов, если они укажут место в стене, через которое можно было бы неожиданно ворваться в город.
Жрец был уже подготовлен к такого рода беседе, все же он счел нужным притворно удивиться и сказал:
- Значит, ты… И все же ты была так похожа… Значит, ты не рабыня-эфиопка?.. Гречанка ты… предана римлянам?.. Как же ловко ты притворялась?..
- Мое притворство было военной уловкой.
- Я не виню тебя. Великие боги справедливо покровительствуют римлянам… Они славятся своим благочестием. Жрецы Геркулеса на стороне римлян, которые всегда чтили нашего бога и воздвигли в его честь шесть великолепных храмов в своих городах.
- Будешь ли ты способствовать планам Красса? - спросила гречанка, глаза которой сияли от радости.
- Буду стараться… Насколько смогу… что смогу… - ответил потитий.
Вскоре они пришли к соглашению. Жрец обещал, невзирая на опасность, подойти под каким-либо благовидным предлогом к городу, заручившись поддержкой Мирцы, когда она опять придет в храм; они отправятся туда вместе. Он добавил, что ему известна только одна тропинка, ведущая через крутые, обрывистые склоны, к месту, где стены почти развалились, и если гладиаторы укрепили их не особенно прочно, то в этом месте легко можно было бы пробраться в город. В заключение он предложил Эвтибиде каждую ночь приходить к нему за сведениями, связанными с их военной хитростью - так благочестивый жрец называл замышленный с Эвтибидой заговор. С часу на час могла прийти в храм сестра Спартака, и, стало быть, уже при следующем свидании с гречанкой он, возможно, сообщит ей результаты своей разведки.
Придя таким образом к соглашению, Эвтибида пообещала жрецу десять талантов в счет большой награды, которой, по завершении дела, щедро отблагодарит его Красс. На следующую ночь, с немалым трудом смыв с лица темную краску и восстановив свой естественный облик, Эвтибида надела военные доспехи, явилась в храм Геркулеса и передала десять талантов жрецу, который, однако, еще ничего не мог сообщить ей.
Эвтибида пришла на следующую ночь, но Айя Стендия не было в храме; от двух других потитиев она узнала, что Мирца приходила днем и принесла жертву Геркулесу; после этого Ай Стендий пошел вместе с ней в город.
Сердце Эвтибиды сильно билось, ее одолевали сомнения, она то надеялась на успех, то боялась неудачи; в ожидании возвращения потития она провела весь день в храме. Потитий возвратился под вечер и рассказал, что то место, где стена развалилась, заново укреплено Спартаком; предусмотрительный полководец уже давно обследовал все стены и укрепил слабые места.
Эвтибида была сильно огорчена сообщением жреца, ругала и проклинала предусмотрительность и прозорливость Спартака.
Долго сидела она, погруженная в свои мысли, и наконец спросила у жреца:
- А Мирца… сестра гладиатора, когда собирается снова прийти в этот храм?
- Не знаю, - нерешительно ответил жрец, - может быть… она придет… послезавтра… На этот день приходятся Антимахии, празднество в честь Геркулеса, в память его бегства в женском платье с острова Коо; в этот день полагается приносить в дар нашему богу женскую одежду. Мирца сказала, что она намерена прийти послезавтра и принести жертву, чтобы испросить у бога покровительства оружию восставших рабов и в особенности брату своему…
- Ох, Юпитер, ты справедлив!.. И ты, Геркулес, справедлив!.. Все вы, о великие боги Олимпа, справедливы! - воскликнула гречанка, подымая глаза к небу, в которых было выражение звериной радости; она с улыбкой эринии и с несказанной тревогой, отражавшейся на лице ее, выслушала слово за словом все, что говорил потитий, и произнесла: - Я отомщу еще ужаснее, чем я мстила ему до сих пор: наконец-то это будет настоящая, кровавая месть!
- О какой мести говоришь ты? - с удивлением спросил жрец. - Ты ведь знаешь, что боги неохотно допускают и поощряют месть!
- Но если она возникла от незаслуженно полученной обиды, когда желание мести вызвано оскорблением без причин… о, тогда не только боги ада, но и боги небес одобряют и покровительствуют мести, - сказала Эвтибида, снимая с плеча толстую золотую цепь, на которой висел ее маленький меч с рукояткой, украшенной драгоценными камнями и сапфирами, и отдавая его Айю Стендию. - Разве это не так, о Стендий? - добавила она, в то время как жрец алчными глазами рассматривал полученный дар и прикидывал в уме его стоимость. - Разве не верно, что справедливая месть мила даже богам, обитающим в небесах?
- Конечно… несомненно… когда она справедлива и обида неоправданна, - ответил жрец, - тогда и боги Олимпа… Да и, кроме того, разве месть не зовется радостью богов?
- Не правда ли? - добавила Эвтибида, снимая с головы свой серебряный шлем, украшенный золотой змейкой, у которой вместо глаз были вставлены ценнейшие рубины; подавая шлем потитию, она повторила: - Не правда ли?
И когда глаза жадного жреца заблестели, разглядывая драгоценные дары, она продолжала:
- Досточтимому Геркулесу я приношу в дар эти скромные вещи; завтра я принесу еще десять талантов… почитаемому мною Геркулесу, - она подчеркнула три последних слова, - для того чтобы ты, его жрец, помог мне в моей мести.
- Во имя Кастора и Поллукса! - воскликнул жрец. - Но если она справедлива… я должен тебе помочь… Клянусь жезлом Прозерпины! Разве может жрец великих богов не покровительствовать тому, чему покровительствуют сами боги!
- Завтра в ночь ты должен будешь спрятать здесь двух храбрых и верных воинов.
- Здесь? В храме? Осквернить священное жилище божественного Геркулеса? Подвергнуться риску быть принятым гладиаторами за сообщника римлян? В случае если они найдут здесь твоих двух воинов, без сомнения они повесят меня, - произнес, отступив на два шага, жрец.
- А как же ты поможешь мне в моей мести? Ведь ты мне обещал минуту назад? - спросила Эвтибида потития.
- Да… но я не могу разрешить, чтобы они… чтобы Мирцу убили… когда она придет в храм моего бога… Для жреца это недопустимо! Если бы… ну, хотя бы речь шла о том, чтобы она попала в плен… и передать ее тебе…
Зеленые с фосфорическим блеском глаза Эвтибиды метали молнии, и странная улыбка искривила ее губы.
- Да, да! - вскричала она. - Пленница!.. В мои руки… потому что я… я хочу ее убить сама, если Спартак не попадет в мои руки, чтобы спасти ее;
- Что ты с ней сделаешь… я не должен… не желаю знать… я хочу только одного - быть непричастным к этому кровавому делу, не принимать участия в убийстве, - лицемерно произнес потитий.
- Правильно, - ответила Эвтибида, - правильно. Итак, завтра в ночь здесь, в храме, - добавила она, снимая со среднего пальца левой руки золотое кольцо, в котором блестел крупный топаз, и протягивая его жрецу.
- Не здесь, не в храме, - ответил потитий, поспешно принимая кольцо. - Я укажу твоим верным воинам место, где они будут находиться… неподалеку отсюда… в роще падубов… что прилегает к дороге… Роща эта как будто нарочно создана для такого случая…
- А она не может убежать оттуда?
- Но я ведь говорю тебе, что роща как будто бы нарочно насажена, чтобы дрозды попадались в ловушку.
- Ладно, пусть будет по-твоему… и пусть твоя щепетильность честного жреца получит удовлетворение, - сказала девушка с тонкой иронией.
Через минуту она добавила:
- Кстати, не грозит ли опасность…
- Какая? - спросил Ай Стендий.
- А вдруг в течение дня щепетильность твоя проснется, встревожит твою душу, взволнует совесть и, подстрекаемая страхом перед гладиаторами и ужасной возможностью быть повешенным, толкнет тебя, ну, например, уйти отсюда, захватив оружие и скарб, в Темесу?
В то время, когда гречанка произносила эти слова, она пристально смотрела в глаза жреца, как бы испытывая, каковы его намерения и помыслы.
- Что ты говоришь? - сказал Ай Стендий, бесстрашно защищаясь от ее предположений; в его голосе звучал оттенок напускной обиды человека, оскорбленного в своем достоинстве. - А что еще тебе пришло на ум?
- Блестящая мысль, достойный, благочестивый жрец.
- А именно?