– Бей.
Не было больше испуга, поднятых рук, слез. Аркадий натолкнулся на спокойствие темно-вишневого взгляда и сузившиеся от ярости зрачки. И отступил. Его красивое лицо перекосилось, словно от судороги, и Нике вдруг показалось, что она слышит шипение кобры:
– Ну ладно, как знаеш-шь…
Аркадий вышел из комнаты тихо, ссутулившись, а Ника долго сидела без движения, глядя в одну точку. В наушниках, лежащих на столе, чуть слышно звучала музыка. Потом она надела наушники и снова взяла ручку. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, только зрачки стали чуть шире, а взгляд мягче. В тот же вечер Аркадий рассчитал горничную Марьяну.
От судьбы не уйдешь…
В день своего восемнадцатилетия Ника собрала в рюкзачок необходимые вещи, документы, накопленные за несколько лет карманные деньги и, вызвав такси, уехала в аэропорт. Спустя пять лет в Париже заговорили об удачном театральном бенефисе молодой актрисы, приехавшей из Москвы. Через несколько лет ставшая популярной Ника попала в автомобильную катастрофу и получила травму, которая слегка обезобразила ее лицо – эталон европейской красоты. Контракт с одной из ведущих компаний по рекламе духов был аннулирован, ей выплатили страховку. К тому же, она стала хромой после полученных травм и не смогла больше играть на сцене. Но от судьбы не уйдешь.
Скоро Ника вышла замуж за своего лечащего доктора-хирурга и спустя положенное время родила ему девочек-двойняшек. Прошло еще пять лет, и Ника получила одну из престижных литературных премий за роман-новеллу «Этюды Черни», а фильм по написанному ею сценарию был награжден «Оскаром» и собрал самые большие кассовые сборы за последнее пятилетие.
Через год после отъезда дочери в Париж Аркадий добился от жены развода и через несколько месяцев женился на молоденькой провинциалке из Самары – покорной и некрасивой. Через год у них родился сын. Друзья и партнеры Аркадия говорили друг другу, как ему, наконец, повезло с женой – после стольких испытаний. Новоиспеченная семья поселилась в новом, только что отстроенном компанией Аркадия особняке в пригороде Москвы. Спустя три года Аркадий создал для жены и сына садово-игровой парк «Сказочный город» – с изумительным по коллекции видов ботаническим садом, качелями и аттракционами, детскими площадками, фонтанами, клоунами и пещерами ужасов. Через десять лет «Сказочный город» принес Аркадию первый миллиард прибыли. Но от судьбы не уйдешь. На праздновании по случаю этого события он умер от сердечного приступа. Все свое состояние он успел накануне завещать маленькому сыну.
После развода с Аркадием Бэлла привела в свой трехэтажный особняк с белым каминным залом полковника в отставке, моложе ее на семь лет, с которым у нее случилась совершенно умопомрачительная любовь. Они много выпивали, бесконечно занимались сексом и часто ругались. От судьбы не уйдешь. Полковник стал, наконец, ее единственным долгожданным возлюбленным, которого ей так не хватало в замужестве. Прожили они вместе почти тридцать лет и скончались в один год – бывший вояка пережил свою престарелую любовницу всего на три месяца. Хоронить их было не на что и некому, от былого богатства Бэллы остались только долги, и пустой, полуразрушенный дом продали с аукциона за малые деньги. Похоронили любовников за счет города.
Отныне и навсегда – свободны!
– Здравствуйте, господин Директор…
Старый, седой, неряшливо одетый Профессор, устало шагая по бульвару, засыпанному пожухлыми листьями платанов, запоздало приподнимает шляпу и насмешливо кланяется вслед пролетающему мимо красному автомобилю. Вечереет. В сгущающихся сумерках мокрые стволы деревьев сливаются в сплошной траурный ряд вдоль тротуара.
– Что же вы, господин Директор, так неосторожны? – Профессор останавливается и, кряхтя, с трудом отряхивает с коричневого старомодного плаща грязные капли. – Мокро на дороге, дождливо, опасно…
Он вздыхает, ежится от холода, подслеповато щурится в небо, затянутое грязной мешковиной набухших осенним дождем туч. Из него все моросит и моросит однообразная мелкая влага – то усиливающаяся, то нависающая пеленой мельчайших брызг.
Высокий и сильно ссутулившийся, старик еще приятен неброской, интеллигентной внешностью ученого, но немощен, слаб и неопрятен. Подняв до подбородка шерстяной, побитый молью шарф, он зябко натягивает обветшавшие рукава плаща на бледные костлявые кисти, изъеденные, словно ржавчиной, бурыми пигментными пятнами. И так же степенно, опираясь на дорогую эбонитовую трость с причудливо инкрустированным набалдашником в виде головы грифа, продолжает свой путь по бульвару – в ту сторону, куда умчалась машина Директора. Профессор идет и бормочет себе под нос стариковский монолог, который слушает только тень у его плеча, так же неторопливо вышагивающая рядом. Профессор видит ее всегда, в любую погоду, даже пасмурную, и его давно не интересует, что это за тень. Если смерть, то он рад ей, как единственному другу, оставшемуся рядом…
– …Что же вы, господин Директор, так неосторожны? Впрочем, зачем вам осторожность? Какое вам дело до незаметных прохожих, которые уже давно никуда, к сожалению, не спешат? Моя бесконечная жизнь подходит к завершению, но я никогда не был так фантастически богат, как вы, господин Директор. Впрочем, неправда. Я любил и был любим Хеленой, и это мое главное и единственное богатство. Мы прожили счастливую жизнь, и она ушла от меня молодой и красивой. Всё правильно: зачем ей стареть? А вы, господин Директор? Кого любите вы? Ваша пухленькая холеная жена вас ненавидит. Тайно.
Вдруг Профессор спотыкается, безумно оглядывается вокруг и, узнав знакомое место – кованую чугунную ограду и мрачный туманный сквер за ней – мгновенно успокаивается и лукаво подмигивает в сторону застывшей рядом тени:
– Каждый вечер она подсыпает в ваш кофе, господин Директор, слабо действующий яд и с очаровательной улыбкой подает его вам вместе со сливочными пирожными. Глупая она женщина! Вы, господин Директор, давно уже привыкли к ее зелью, и если умрете, то не от него. Я бы хотел видеть вас на виселице. Но, к сожалению, в наше цивилизованное время таких негодяев, как вы, не вешают. А зря. Ваша супруга – злобная ядовитая гадина! Она живет с вами под одной крышей и терпеливо ждет, когда ей по завещанию достанутся ваши деньги. Она не догадывается, что вы прекрасно осведомлены и о чашке кофе, и о молодых альфонсах, воровски проникающих через черный ход, и о долгах. И поэтому все свое состояние вы завещали… Наверное, ее хватит удар, когда она узнает, кому вы завещали свое состояние.
Профессор злорадно хихикает. Его гноящиеся подслеповатые глаза на мгновенье вспыхивают и оживают несуществующими воспоминаниями.
– Я уже не помню, когда это началось и с каких событий. Видимо, мы с Хеленой когда-то очень любили друг друга и отказались от своей любви. За это пришлось платить – каждую жизнь, ожидая полного прощения, которого пока нет. И вы с вашей женой, принимая разные облики, всегда были рядом, как демоны зла. Разве вы не помните, как затейливо переплетались наши судьбы из века в век? А я помню. Вы – тот самый кровожадный венгр, чью ласковую жену я – придворный поэт, менестрель и вечно веселый шут – не мог не целовать, потому что это была моя солнечноликая Хелена.
Какими сладкими были ее губы! Белые руки обвивались вокруг моей шеи, словно виноградные лозы, в её глазах бушевало небо. Вы когда-нибудь видели такие синие глаза? Сомневаюсь, чтобы вы, пресытившись кровью мучительно умирающих на колах мятежников, заглядывали в глаза своей жене. Она для вас всегда была так же доступна, как последняя посудомойка в мрачных подвалах кухонь зацветшего плесенью замка, как ваши наложницы перед казнью. Вы, господин Директор, не любили и не были способны испытать счастья свободы, когда кони несут вас в цветущие луга, когда блаженство обладания друг другом становится вершиной всех земных и небесных радостей. Поэтому вы нас убили. Мою девочку отравила ваша любовница-садистка. Хелена умирала долго и мучительно. Как она кричала от боли!