По-видимому, тут помогло и то, что онастоялапочтипод
самым вентилятором, который я включил, и на нее шел прохладныйвоздух. Я
пообещал сделать питье, как она просила, и оставил ее у фотографиймелких
"знаменитостей", выступавших по радио в тридцатых, даже в концедвадцатых
годов, среди ушедших теней нашего с Симором отрочества. Лейтенантжене
нуждался в моем обществе: заложив руки заспину, онсвидомодинокого
знатока-любителя уже направлялсяккнижнымполкам. Невестинаподружка
пошла за мной, громко зевнув во весьрот, идаженесочланужнымни
подавить, ни прикрыть свой зевок.
А когда мы с ней подходили к спальне - телефон стоял там, - навстречу
нам из дальнего конца коридора показался дядюшка невестиного отца. На лице
его было то же суровое спокойствие, которое так обмануломенявмашине,
но, приблизившись к нам, онсразупеременилмаску: теперьегомимика
выражала наивысшуюприветливостьирадость. Япочувствовал, чтосам
расплываюсь до ушей и киваю ему в ответ, как болванчик. Видно было, что он
только что расчесал свои жиденькие седины, казалось, чтоондажевымыл
голову, найдя где-то вглубинеквартирыкарликовуюпарикмахерскую. Мы
разминулись, но что-то заставило меня оглянуться, и я увидел, каконмне
машет ручкой, этакимширокимжестом: мол, доброгопути, возвращайся
поскорее! Мне стало весело до чертиков.
- Что этоон? Спятил? -сказаланевестинаподружка. Явыразил
надежду, что она права, и открыл перед ней двери спальни.
Она тяжело плюхнулась на одну из кроватей - кстати, это былакровать
Симора. Телефон стоял на ночном столике посередине. Я сказал, чтосейчас
принесу ей выпить.
- Не беспокойтесь, ясамаприду, -сказалаона. -Изакройте,
пожалуйста, двери, если не возражаете... Я не потому, апростонемогу
говорить по телефону при открытых дверях.
Я сказал, что этого я тоже не люблю, исобралсяуйти. Но, проходя
мимо кровати, я увидел на диванчике у окна парусиновый саквояжик. В первую
минутуяподумал, чтоэтомойсобственныйбагаж, неизвестнокак
добравшийся своим ходом на квартиру сПенсильванскоговокзала. Потомя
подумал, что его оставила Бу-Бу. Я подошелксаквояжику. "Молния"была
расстегнута, и с одного взгляда на то, что лежало сверху, я понял, кто его
законный владелец. Вглядевшись пристальней, я увидел поверх двухглаженых
форменных рубашек то что ни в коем случае нельзябылооставитьводной
комнате с невестиной подружкой. Я вынул этувещь, сунулееподмышку,
по-братски помахал рукой невестиной подружке, уже вложившей палец в первую
цифру на диске в ожидании, когда я наконецуберусь, изакрылзасобой
двери.
Я немного постоял за дверью в благословенном одиночестве, обдумывая,
что же мнеделатьсдневникомСимора, который, спешусказатьибы
предметом, обнаруженным в саквояжике. Первая конструктивная мысльбыла-
надо егоспрятать, поканеуйдутгости. Потоммнеподумалось, что
правильнее отнести дневник в ванную и спрятать в корзину с грязным бельем.